— Полковник не простой человек. Умен, хитер, явно занимается какой-то системой поддержки здоровья, в том числе психического, обладает природной защитой… и метит в генералы.

— Ну, это я знаю, — в свою очередь, усмехнулся Джехангир. — Как говорится, плох тот солдат, а тем более полковник, который не хочет стать генералом. Меня интересует, не скрывает ли он что-либо от меня? Не ведет ли двойную игру?

Тимергалин покачал головой.

— Так глубоко я не вижу, но, судя по цвету ауры и пульсации чакр, он многоэтажен и способен на любой сюрприз.

— Спасибо, Умар, именно это я и хотел услышать. Что ж, здесь нам больше делать нечего, ясно, что база готова выполнить любой приказ… полковника Дубневича.

Позавтракав, команда Джехангира села в вертолет и в десять часов утра прибыла к «Объекту № 2» в жуковских лесах. Через минуту выяснилось, что захваченный накануне вечером в деревне Ковали полковник Крутов бежал.

КРУТОВ

Он блуждал в этом странном мире без ориентиров уже целую вечность, не ощущая своего тела, не видя ничего, кроме серого тумана, в котором то протаивали черные дыры и тоннели, то вспыхивали редкие злые синие звезды. Одна из этих звезд больно уколола глаза, и с этого момента началась медленная трансформация окружающего пространства, сопровождавшаяся возвращением телесных ощущений.

Туман поредел, засветился перламутром, в нем появились и задвигались какие-то гибко-медленные пластичные тени, вдруг прорываясь к Егору и жаля его змеиными выпадами, отчего каждый раз в месте «укуса» разгорался пожар, плоть начинала тлеть, пузыриться, дымиться и таять, а боль вонзалась в глаза и в голову и на какое-то время отключала и без того мутное сознание. Затем туман рассеялся окончательно, Крутов осознал себя лежащим на твердом шершавом бетонном полу, совершенно разбитым, больным и старым. Тело казалось пластом рыхлого снега, а голова — пустым мыльным пузырем, готовым лопнуть от дуновения ветра в любой момент; голова была буквально высосана каким-то чудовищным пылесосом, и в ней ворочалась лишь одна вялая агонизирующая мысль: ты труп, парень… ты труп… Мысль изредка пробивала сферу эмоций, и тогда на голову обрушивались, как струи воды из-под душа, чувства безысходности, тоски и отчаяния.

И все же Егор нашел в себе силы задавить почти все негативные ощущения и мысли и, напрягаясь до тошноты, встал сначала на четвереньки, а потом на ноги.

— Молодец, полковник, — раздался чей-то скрипучий знакомый голос, — быстро адаптируешься к двойному раппорту.

Одна из змеевидных теней, «жаливших» Крутова, оформилась в человека с неприятным бледным морщинистым лицом, держащего шприц, и тотчас же у Егора сработал стереотип аварийного поведения, автоматически повышающий тонус и переводящий организм в состояние предбоевого подъема: он узнал этого человека, встреченного «мстителями» Панкрата Воробьева в облике инспектора ГАИ.

— А-а… привет, инспектор, — сказал Крутов, кое-как слепив улыбку из разъезжавшихся губ. — Ты еще лейтенант? Или тебя уже повысили в звании? Что ж ты не пришел на свидание, как мы договаривались?

Стоявшие рядом с морщинистым мужчины, в одном из которых Крутов узнал майора Сватова, глянули на своего коллегу с недоумением и подозрением. Тот метнул на Егора ненавидящий взгляд, шагнул к нему и ударил в лицо прикладом автомата. Егор упал.

— Что он плел насчет договоренности? — поинтересовался Сватов.

— Понтует, сволочь, — скривился морщинистый, бросая на пол шприц. — Понимает, что ему кранты, вот и берет на понт.

— Сам сволочь, — зашевелился Крутов, сплевывая кровь.