Ухаживать за детьми согласились все родственники Воробьева, за что он был им благодарен. Никто не спросил, чьи это дети и где он отыскал жену-разведенку. Зато теперь не надо было тревожиться за тылы: где бы родители ни находились, дети были присмотрены и накормлены. Сам же Панкрат был с детства приучен к труду во имя дома и семьи и сейчас как бы возвращался к истокам родительского мироощущения. Воином и «мстителем» его сделали обстоятельства.
В принципе, именно в надежде на такую помощь Панкрат и привез Лиду с детьми к себе на родину, в старинный Осташков, начавший именоваться городом лишь по указу Екатерины II с тысяча семьсот семидесятого года. Правда, настоящим городом, хотя и небольшим по российским меркам, он стал только в пятидесятых годах двадцатого века, когда в нем начали строиться трех-, четырех— и пятиэтажные дома. И все же планировка города, несмотря на все реконструкции и стройки, сохранилась еще со времен Екатерины. Это о нем писал в прошлом веке В. А.Слепцов в журнале «Современник»: «Осташков действительно один из замечательнейших русских городов, даже единственный в своем роде…» И Панкрат вполне был солидарен с писателем, прожив в Осташкове лучшие свои годы.
Осташи испокон веков ловили рыбу в Селигере, занимались кузнечным ремеслом, выделывали кожи, валили и продавали лес. Осташковская кожа поставлялась в Петербург и Москву, другие города России, ценилась за границей, да и ныне местный кожевенный завод не потерял своего значения. Но неповторимый облик городу все же придали не промышленные предприятия, которых, к слову сказать, было совсем мало, а памятники архитектуры семнадцатого-восемнадцатого веков, которых здесь насчитывалось около полусотни. На острове же Столбный, расположенном в пяти километрах от осташковской пристани, посреди озера Селигер, находится знаменитый мужской монастырь Нилова пустынь, которому исполнилось уже более трехсот лет и который потихоньку реставрировался и перестраивался, превращаясь в музей общероссийского значения. Мальчишкой Панкрат с друзьями не раз добирался до острова на лодке и лазил по кельям и подземным казематам монастыря, играя в благородных разбойников, рыцарей и монахов…
— О чем задумался? — тихо спросила Лида, сидящая напротив в старинном фамильном кресле Воробьевых.
Панкрат очнулся. Налил в рюмки по глотку вина, поднял рюмку:
— Давай за тебя.
— Тогда лучше за нас. А еще лучше — за твоих родных, за дедов. Если бы не они…
Панкрат кивнул, опрокинул рюмку в рот, налил еще; он приобрел бутылку настоящего грузинского «Саперави».
— Да, деды у меня что надо. Даже когда жив был отец, деды играли в семье, наверное, большую роль, чем он. Особенно дед Пахом. Это он мне дал имя, а не отец. Знаешь, он когда-то произнес поразившую меня тогда фразу: не дай мне бог когда-нибудь избавиться от забот о своих детях!..
— Красиво сказано, — проговорила Лидия. — У тебя вообще родственники дружные, самый настоящий клан.
— Да и ваши крутовские родичи — сила. Может быть, именно поэтому мы не боимся невзгод? Знаешь, я недавно понял, что Россия — великая держава не потому, что у нее сильная армия и куча природных ресурсов, а потому, что ее народ талантлив, трудолюбив и великодушен, культурен и духовен. В глубинке это обстоятельство становится заметней.
— Если бы не правители…
— Больной президент, бандитское правительство и кретинская Дума — еще не вся Россия. Слава богу, не на них все держится, а на дедах моих, на нас с тобой, на детях наших. Ничего, выживем.
— Не все так думают. Если бы все так думали, идиотской рекламы, пропагандирующей западный образ жизни, у нас было бы меньше.
— Жизнь России намного сложнее черно-белых декораций Запада и Америки, интереснее и значимее. |