Хеллер бросился к ней через весь холл:

— Дуться на вас? Я думал, это вы сердитесь на меня!

— О, я ни капли не сержусь на тебя за то, что ты меня покинул, — всхлипывала Малышка. — Я так плохо обошлась с тобой. Я не поняла, что ты просто подставил Фаустино, заставив его поклясться, что он подкупил тебя. А потом, когда я увидела, как это повредило ему…

— Повредило ему? — ничего не понимая, переспросил Хеллер.

— Он попался на рэкете. Его заставили вернуть все деньги, и теперь ему никто не верит. Мы получили сведения о всех его выходках. Я не могу винить тебя за то, что ты тогда не простил меня, ушел и больше не звонил. Я просто старая итальянская дура, я тогда не понимала. Я была такой глупой матерью. Ты когда-нибудь сможешь простить меня?

— Я не звонил, потому что был уверен, что вы злитесь на меня. Я же никогда, ни минуты, не сердился на вас, — сказал растроганный Хеллер.

Малышка вдруг бросилась ему на шею:

— Значит, ты прощаешь меня! О, Джером, я так по тебе скучала! — Спрятав лицо на груди Хеллера, она затряслась от рыданий, крепко обнимая его.

Даже когда они присели на кушетку, Малышка продолжала сжимать его руку, то глядя на него с радостной улыбкой, то вдруг разражаясь слезами.

Наконец она обернулась к двери и прокричала:

— Джованни, что ты стоишь, как (…) дурак! Разбуди Грегорио и скажи этому (…), чтобы поживее принес Джерому молока и печенья! А потом пусть приготовит ему завтрак! — Она повернулась к Джету: — Ты совсем исхудал. Выглядишь устало. О тебе некому заботиться.

— Я был очень занят, — сказал Хеллер. — И долгое время не спал. Как дела в семье?

Малышка Корлеоне отмахнулась:

— Так себе. Но с тех пор как ты уехал, все изменилось.

— Я пришел предложить перемирие, — сказал Хеллер. — Я подумал, что даже если вы все еще на меня сердитесь, то, может быть, хотя бы меня выслушаете.

— Но я нисколько не сержусь на тебя, мой дорогой мальчик. Я обещаю, что больше никогда не буду с тобой так плохо обращаться. Так что не нужно заключать никакого перемирия.

— Что ж, хорошо. Мне кажется, что мое предложение заинтересует вас, — сказал Хеллер. — Хотя я все это время не видел Фаустино, думаю, что смогу отдать его вам в руки.

— Ты уже выдал нам его связи. Что еще ты можешь сделать?

— Могу сдать вам Фаустино со всей его империей, — ответил Хеллер. — Все сразу.

В серых глазах Малышки засветился интерес.

— Каким образом?

— Война, — лаконично ответил Хеллер. — Но мне нужны бойцы, все, какие у вас есть. Все по-честному. Весь риск я беру на себя. И если все пойдет хорошо, мы покончим с Фаустино.

— Как, совсем? И размажем по стенке Роксентера со всей его наркотической империей "Барбен ИГ"?

— Да, я хочу, чтобы вы стали "начальником всех начальников".

Малышка наконец смогла перевести дух.

— О, кровь Христова, как представлю, что это поставит жену мэра на место… — И она порывисто обняла Хеллера.

Хеллер вкратце рассказал ей часть плана, которую ей полагалось знать. Малышка испугалась:

— Я не позволю тебе сделать это. Ты слишком рискуешь!

— Меньше, чем вы думаете.

— Нет, — сказала Малышка. — Теперь, когда ты вернулся, я не хочу снова тебя потерять! Ты должен помнить, что ты — мой единственный сын!

Хеллер решил действовать наудачу.

— Что ж, — сказал он, надеясь пробудить в ней ностальгию по покойному мужу — единственное, что, по мнению Хеллера, могло заставить ее изменить мнение.