— Об этом и поведал Христос примером жертвы, — улыбнулся епископ. — К тому же наши идеалы и божественные законы мира не совсем совпадают. Следовать примеру — все, что нам остается.

— Но не всякий может поступать, как сын божий! — воскликнул я, уязвленный иезуитским приемом — использовать всякое возражение в свою пользу.

— И, однако, спасение — в подражании.

— Круговорот безнадежной надежды! — мне было досадно, что я ввязался в спор, но теперь уже не мог оборвать на полуслове, по крайней мере, обязан был достойно отступить.

— Это, надо полагать, мятеж вашей мысли, а не души, — кротко откликнулся Ламбрини. — Чтобы себя осуществить, человеку необходимо отречься от самого себя — вот что мучительно или вовсе недоступно… Как было бы славно: что ни пожелаешь, что ни задумаешь, непременно осуществится! Пусть в трудах, но осуществится. Тогда и предсказать человека можно было бы, а теперь не предскажешь: он сам себе почти не принадлежит, потому что нет гарантий его трудам… Наше дело нас не продолжает — вот трагедия. Но это жизнь, и мы обязаны смириться.

— Вы исходите из того, что усилия человека вовсе не обязательно приводят к цели?

— Да, пока мир далек от идеала.

— Не отнимайте надежду!.. Если посмотреть на вещи иными глазами, то и теперь, в несовершенном мире, честные усилия, направленные к праведной цели, непременно приводят к успеху. Если даже цель остается не достигнутой. Весь мир получает справедливость от справедливого поступка одного — разве это не успех?

Тонкие губы епископа растянулись в усмешке.

— Употребить свои силы на праведное дело, не уповая на непременный успех, — не завет ли Христа? Противоречие суждений не опровергнуть суждением. Всякая мысль — инструмент действия. Кто отождествляет ее с действием, у того дух закрепощен. Даже великие идеалы свободы, равенства и прочее, во‑первых, имеют исторический, стало быть, меняющийся смысл, во‑вторых, они необходимы не сами по себе, а для конкретных действий человечества. Вот нужды‑то эти, не исчерпываемые идеями, надо иметь всегда в виду…

Ярко синел в долине влажный тропический лес. Перед спуском мы сделали привал. Было душно, и тучи, сходясь, предвещали дождь.

М‑р Лэмс ловко расседлал лошадей и стал доставать из короба кое‑какую предусмотрительно прихваченную снедь. Епископ пристроился на камне возле травяного дерева.

— То, что вы мне только что говорили, похоже на материализм, — сказал я, продолжая прерванный разговор.

— Возможно, — кивнул Ламбрини. — Однако что есть материализм, если не ступень в познании?.. Столь вольно излагая свой взгляд на вещи, я хочу подчеркнуть: главный порок человека — стремление избежать трудов и тягот. Но ведь подлинность жизни именно в этом — в добровольном принятии на себя трудов и тягот. Кажется бессмысленным, но человек на себе весь мир держать должен.

— В догматах этого нет.

— Пожалуй, что и нет. Ну да божий мир шире догматов.

— Общество нельзя считать цивилизованным, пока источник мудрости в нем — общее страдание.

— Но, с другой стороны, вне страдания мудрость невозможна. Все сведется к атеистически сухому рационализму.