Изменить размер шрифта - +

Долгую паузу осмелился нарушить Бахрах. Россию он покинул юнцом, жил в Киеве, в Москве даже проездом не был. Российская размашистая жизнь не вмещалась в его привычные понятия. Спросил:

— И как часто цвет русской литературы гулял на таких пирах?

Бунин сладко зажмурился:

— Пиры, понятно, шумели. Случалось, что кто-нибудь не рассчитывал своих сил, но это было крайне редко… В ресторанах мы действительно собирались почти ежедневно. И не столько для кутежей, сколько дружеского общения ради. Были вкусные обеды, интереснейшие разговоры. Сюда приходили редакторы, газетчики, актеры, художники, музыканты, а также издатели, с которыми тут же за столом заключались договора на выпуск новой книги. Конечно, сплетен вокруг нас хватало. Что вы хотите: у нас была всероссийская популярность, продавались открытки с нашими портретами, на улицах нас узнавали, оборачивались. Все это льстило самолюбию. Чужая популярность неизбежно возбуждает людскую фантазию.

Не забывайте, что многие получали высокие гонорары, а Горький процветал: миллионные тиражи книг, пьесы в театрах по всей Европе! И были мы так молоды… Скажем, самому старшему — Алексею Максимовичу — еще не исполнилось сорока лет. Не только «Большая Московская», но многочисленные рестораны и трактиры были ежедневно заполнены публикой. Кстати, гостиниц и ресторанов было немало, на всех хватало…

— У кого были деньги! — с ехидством вставил Зуров.

— У кого был талант и кто умел трудиться! — парировал Бунин. — И вот все это нежданно-негаданно рухнуло: богатейшая Русь, роскошные рестораны, поломались крепчайшие дружбы… Остался только прах! Многие из тех, кого смело можно назвать цветом нации, кто не пожелал бежать, были уничтожены — как поэт Гумилев, другие просто умерли с голоду — мой брат Юлий, Александр Блок… И после этого господа Троцкий и Ленин предлагали «радоваться счастливым переменам». Может, перемены эти действительно счастливы для них самих, их родственников и любовниц, но для меня, для всей культурной России, насколько я понимаю, ничего хорошего не произошло. Ну, Леня, прочтите полезные советы, которые путеводитель давал прибывшим в Белокаменную.

 

Зуров с некоторой важностью принял в руки путеводитель. Еще в 1928 году в Риге, где он подвизался в роли портового такелажника, а затем маляра, красившего кинотеатры, он напечатал книгу об истории Псково-Печерского монастыря. С той поры он себя почитал крупным историком и этнографом. Бесцветным голосом Зуров читал:

— «Прибывшие на любой из шести московских вокзалов могут не беспокоиться ни о багаже, ни об удобном размещении. Советуем обращаться к комиссионерам гостиниц, находящимся на вокзалах. В их распоряжении имеются кареты и коляски, которые быстро доставят вас к избранной гостинице. Стоимость проезда от пятидесяти до восьмидесяти копеек.

К вашим услугам гостиницы: перворазрядные: „Славянский базар“ на Никольской улице; „Отель Континенталь“ на Театральной площади; „Большая Московская гостиница“ против Иверских ворот; „Дюссо“ близ Малого театра; „Дрезден“ на Тверской улице, дом Андреева; „Лоскутная“ там же у Иверских ворот; „Берлин“ на Рождественке; „Париж“ на Тверской и многие другие. Цены в перворазрядных гостиницах бывают от 1 рубля 50 копеек и дороже.

Меблированные комнаты находятся на каждой улице. Средняя цена в месяц с постельным бельем от 15 рублей…»

Зуров читал о ресторанах — с «лучшими русскими и французскими кухнями», о трактире «Патрикеевский» знаменитого Тестова, о многочисленных кофейнях Филиппова, многочисленных и заманчивых кондитерских Абрикосова, Эйнема и Сиу, ломившихся от всяческого изобилия и удивляющих дешевизною.

Быстрый переход