Вера, несколько отставшая от московского быта, охнула:

— Чистый разбой! Давно ли за крупную молочную телятину по двугривенному давали!

Елена Андреевна вздохнула:

— За пуд севрюги красненькую платили…

В разговор влезла Саша, умевшая в лавках так бойко торговаться, что едва ли не за половину назначенной цены брала, особенно если продавец был молодым:

— А для чего, барыня, вы повадились на Трубный рынок ездить? Там завсегда лишнего берут. Надо на Немецкий или Леснорядский. Хоть и дальше, зато много дешевле.

В другом углу гостиной Бунин горячо доказывал Николаю Дмитриевичу:

— Почему большевики так легко одолели Временное правительство? Ведь у них силы настоящей нет, да и мужику по сердцу не их декларации, а лозунги эсеров.

— Ну, большевики в Петрограде — калифы на час…

— Может, и так! Но ведь сумели же захватить власть в Северной столице! Стоило большевикам топнуть сапогом — и Временное правительство разбежалось.

— Временных давно надо было турнуть! — с важностью уронил Андрей Николаевич, вешая на стену гитару.

— Ты бы, сынок, помолчал! — сурово оборвала его Елена Андреевна. — Не лезь в разговор старших.

— Андрей прав! — поддержал гимназиста Бунин. — Это правительство никуда не годилось. Кто там царил? Чернов — министр земледелия! Да он прясло от бороны не отличит. Ну, сменил его Шингарев. По образованию — врач, по устремлениям — журналист. Прославился тем, что постоянно влезал на думскую трибуну — лишь бы трещать как сорока. И вот он-то «мудро руководил» сельским хозяйством России…

— Ян, о чем говорить, если и Шингаревым, и Некрасовым, и князем Львовым — всем Временным правительством командует этот кривляка — присяжный поверенный Керенский! — сказала Вера.

— Несчастное существо! — Николай Дмитриевич потеребил свою короткую бородку. — Способности самые ограниченные…

— Зато амбиции Наполеона! — вновь влез в разговор Андрей Николаевич, за что был отлучен от компании взрослых и отправлен обедать на кухню.

Злободневный разговор прервала хозяйка:

— Пожалуйста, к столу!

Пили водку под малосольный астраханский залом — селедку, спинка которой была шириной в ладонь, источала нежный жир и таяла во рту. Дамы предпочли пиво, закусывая его швейцарским сыром и фаршированной колбасой. Андрей Николаевич, смешивший на кухне анекдотами Сашу, по малолетству пива был лишен. Ему по вкусу пришлась солянка из осетрины на сковороде.

Обед был долгим, неспешным, по-старинному сытным. Словно древние стены сообщали его насельникам мудрую степенность. Да и то сказать, стоял дом аж со времен Елизаветы Петровны — с 1747 года, хотя и был несколько перестроен в 1813-м.

Принадлежал он знаменитым купцам-миллионерам Корзинкиным, точнее, одному из их славных представителей — торговцу чаем Андрею Александровичу. Купец был сметлив, честен и удачлив. Повезло Корзинкину даже со смертью — умер он в 1913-м, последнем счастливом году России. Домовладелицей стала его дочь Елена Андреевна. Было ей тогда без малого пятьдесят.

Когда обед был наконец благополучно завершен, хозяйка села за рояль и спела бархатным контральто:

Бунин с чувством поцеловал ей руку.

— Лена, презентуй Буниным открытку! — подал голос Николай Дмитриевич.