|
Согласно тем же международным конвенциям о пленных, офицеров нельзя было заставить работать. А между тем, содержание их обходилось недёшево, они ели и, по мере обустройства лагерной жизни, ели неплохо. Польский офицер немецкого происхождения Р. Штиллер, отправленный в 1941 году в Германию, писал в своём отчёте в гестапо о пребывании в советских лагерях для военнопленных в Козельске и Грязовце: «Питание вначале было совершенно хорошим, правда, ухудшилось вместе с заполнением лагеря; во время финской кампании оно было неудовлетворительным и весной снова улучшилось.» В Грязовце: «Размещение и питание можно назвать хорошим. Питание — даже очень хорошим для тех, кто добровольно изъявил желание работать на строительстве дороги, что мы, немцы, делали все без исключения.» Но работать изъявили желание немцы, а поляки требовали соблюдения своих офицерских привилегий. То есть у Советского Союза на руках появилась обуза в виде 9 000 здоровых злобных мужиков, которые никакой пользы не приносили, но которых требовалось кормить неизвестно сколько времени.
Далее по хронологии, примерно в марте 1940 года с пленными офицерами оборвалась всякая связь. От них перестали приходить письма, наркомат иностранных дел на запросы о них отвечал невразумительно. Где они и что с ними, невозможно было выяснить. 1941 год. Началась война. Польское правительство наконец смилостивилось и прекратило состояние войны с СССР. 30 июля 1941 года польское эмигрантское правительство заключило договор о взаимопомощи с СССР, по этому договору в СССР стали создаваться польские воинские части армии Андерса. В начале декабря 1941 года в штаб генерала Андерса в Бузулуке явилось четыре человека, которыми занимался лейтенант Шатковский. Они заявили, что прибыли из Польши и принадлежат к подпольной организации «Мушкетёры», принесли с собой слухи о том, что исчезнувшие польские офицеры были убиты НКВД где-то под Смоленском. Эта четвёрка в Польше работала на гестапо. В марте 1942 могилы польских офицеров в катынском лесу обнаруживают поляки, военнослужащие немецкой армии, ставят на могилах берёзовые кресты и докладывают немецкому командованию. Реакции на доклад не последовало. 18 февраля 1943 года могилы поляков «обнаружила» немецкая секретная полевая полиция, доложила генералу Иодлю и начала раскопки. 11 апреля 1943 года, через два месяца после того, как немцы начали раскапывать могилы, в катынский лес прибыла первая польская делегация, состоявшая из врачей и одного «творческого интеллигента» на службе у немцев — Ф. Гетля, которого рекомендуют как писателя. Именно Гетль первым передал по радио сообщение, что польских офицеров убили русские. 13 апреля об этом объявляют немцы. 17 апреля, не сообщив ничего своему союзнику — СССР — не запросив у него ни данных, ни объяснений, вопреки требованиям Англии и США, польское правительство в эмиграции подаёт в Женеве в Международный Красный Крест ноту о расследовании «советских злодеяний», причём день в день и час в час с гитлеровским правительством. 25 апреля, понимая, что если иметь таких друзей, то врагов уже не надо, советское правительство разрывает отношения с польским правительством в эмиграции. 29-30 апреля, время 9‑00 — 13‑00. К руководящему раскопками немецкому профессору Г. Бутцу присоединяется международная комиссия судмедэкспертов из оккупированных немцами стран и одного швейцарца, всего 12 человек. Они исследуют 9 трупов. Протокол за всю «международную» комиссию пишет Г. Бутц 1 мая. После чего комиссию сажают в самолёт, который приземляется не в Берлине, а на никому неизвестном уединённом немецком военном аэродроме. Здесь комиссии дают «добровольно» подписать акт, и только после этого её отвозят в Берлин. 4 мая «протокол» публикует «Фолькишер беобахтер». |
