— Отрывистые слова… не поймете, — сказал Диксмер.

— Морис… — бормотала Женевьева, — хотят убить Мориса…

За этими словами последовало глубокое молчание.

— Мезон Руж, — проговорила еще Женевьева, — Мезон Руж!

В голове Мориса мелькнуло что-то похожее на подозрение, но только мелькнуло; притом он был слишком взволнован страданиями Женевьевы, чтобы толковать ее слова.

— Посылали ли вы за доктором? — спросил он.

— К чему, — заметил Диксмер, — это легкий бред, вот и все.

И он так крепко сжал руку своей жены, что она опомнилась и, слегка вскрикнув, раскрыла глаза, которые до тех пор были сомкнуты.

— А, вы все здесь, — сказала она, — и Морис с вами. О, как я счастлива, что вас вижу, мой друг; если б вы знали, как я (она опомнилась)… как мы страдали эти два дня.

— Да, — сказал Морис, — мы все здесь; успокойтесь же и впредь не пугайте нас таким образом. В осообенности есть одно имя, которое нам должно разучиться произносить, потому что оно теперь не в духе общества.

— Какое же это имя? — с живостью спросила Женевьева.

— Кавалер Мезон Руж.

— Я назвала кавалера Мезон Ружа, я?.. — спросила испуганная Женевьева.

— Да, — отвечал Диксмер с принужденным смехом. — Но вы понимаете, Морис, что тут нет ничего удивительного… Публично говорят, что он был сообщником девицы Тизон и что руководил попыткой похищения, которая, к счастью, не удалась вчера.

— Я не говорю, чтоб тут было что-то удивительное, — отвечал Морис, — я говорю только, что ему надо хорошенько скрываться.

— Кому это? — спросил Диксмер.

— Разумеется, кавалеру Мезон Ружу. Коммуна ищет его, а у шпионов Коммуны тонкое чутье.

— Пусть только поймают его, — сказал Моран, — пока он не исполнил какого-нибудь нового предприятия, которое удастся лучше его последней попытки.

— В таком случае, — заметил Морис, — это никак не будет в пользу королевы.

— А почему? — спросил Моран.

— Потому что королева теперь охраняется сильнее прежнего.

— Где же она?

— В Консьержери, — отвечал Морис. — Ее туда отвезли в прошлую ночь.

Диксмер, Моран и Женевьева испустили крик, который Морис принял за возглас удивления.

— Итак, вы видите, — продолжал он, — планы кавалера лопнули!.. Консьержери понадежнее Тампля.

Моран и Диксмер обменялись взглядом, который ускользнул от Мориса.

— Боже мой! — вскричал он. — Как побледнела мадам Диксмер.

— Женевьева, ляг, моя милая, в постель, — сказал Диксмер жене. — Ты нездорова.

Морис понял, что его удаляют, поцеловал руку Женевьеве и ушел.

Моран вышел вместе с ним проводил до улицы Сен-Жак.

Здесь Моран отошел от него, чтобы сказать несколько слов слуге, державшему оседланную лошадь.

Морис был так занят мыслями, что даже не спросил у Морана, с которым, впрочем, он не обменялся ни словом за всю дорогу от дома, кто был этот человек и к чему эта лошадь.

Морис отправился по улице Фоссэ-сэн-Виктор и вышел на набережную.

«Странное дело, — рассуждал он, — рассудок ли мой слабеет или события принимают важный оборот, но только все кажется мне преувеличенным, как будто я смотрю через микроскоп».

И, чтобы хоть несколько успокоиться, Морис подставил лицо под свежий вечерний ветерок и облокотился на перила моста.