— Кто же у нас остается?

Дон Франсиско воспринял слова «у нас» как должное.

— Кое-кто есть, но, конечно, жидковаты будут против генерального инквизитора, испанского гранда и королевского друга… Впрочем, я испрошу аудиенцию у Оливареса. Он, по крайней мере, терпеть не может мнимостей и видимостей. Смотрит в корень, видит суть.

Мы посмотрели друг на друга без особенной надежды. Потом Кеведо извлек из шкатулки кошель, отсчитал восемь дублонов — примерно половину того, что там было — и протянул их мне со словами:

— Пригодятся. «Дивной мощью наделен дон Дублон…»

Сколь счастлив мой хозяин, мелькнуло у меня в голове, что такой человек, как дон Франсиско, связан с ним узами верной дружбы. Ибо в нашей мерзостной Испании даже самые закадычные друзья предпочитали расточать слова и удары шпагой, нежели что-либо более существенное. А эти пятьсот двадцать восемь реалов были в звонкой монете червонного золота: на одних был отчеканен крест истинной веры, на других — профиль его католического величества, нынешнего нашего государя, на третьих — изображение покойного короля Филиппа Третьего. Да будь на них хоть басурманский полумесяц — все равно они превосходно сгодились бы, чтобы ослепить своим блеском завязанные глаза Фемиды и снискать нам ее покровительство.

— Передай Диего: мне очень жаль, что не могу дать больше, — проговорил дон Франсиско, пряча шкатулку на место, — но я в долгах как в шелках… Налоги за дом, откуда не в добрый час выставил я этого кордовского содомита, высасывают из меня по сорок дукатов и по полведра крови… Скоро обложат податями даже бумагу, на которой пишу… Ладно. Скажешь ему, чтоб в город носу не высовывал. Мадрид для него сейчас опаснее чумы. Впрочем, пусть служит ему неким утешением мысль о том, что не влипни он в такую передрягу, не мог бы зваться капитаном Алатристе. Всему своя цена. Недаром сказано:

Платить за все сполна — весьма полезный навык

Иначе ты — дурак и скупердяй вдобавок.

Я невольно улыбнулся. Мадрид опасен для моего хозяина, а мой хозяин — для Мадрида, мелькнула в голове высокомерная мысль. Да, на него идет охота, но одно дело — травить зайца, и совсем другое — гнать волка. Так что еще поглядим, кто кого. Я увидел, что и дон Франсиско улыбается:

— Хоть, может быть, опаснее всего сам Алатристе, — насмешливо промолвил он, будто прочитав мои мысли. — А? Как ты считаешь? Гуадальмедине и Салданье крепко попало, двое стражников — на том свете, а третий — на полдороге туда, и все это сделано так проворно, что «Отче наш» прочесть не поспеешь. — Он взял бокал и загляделся на струи дождя, бившие в оконное стекло. — Черт возьми, просто бойню устроил…

Он замолчал, рассеянно уставившись на бокал с вином. Затем поднял его, обратясь в сторону окна и словно чокаясь с кем-то невидимым. Я понял: Кеведо пьет за здоровье капитана.

— У него в руке не шпага, а та штука, которой Смерть орудует… — договорил он.

Господь бог без устали поливал дождем каждую пядь сотворенной им земли, когда я двигался от Лавапьес по улице Компаньии, завернувшись в плащ, нахлобучив шапку, ища под крышами и у стен домов защиты от воды, низвергавшейся на меня так, словно голландцы взорвали у меня над головой все свои плотины и дамбы. И хоть вымок я до нитки и вяз в грязи по щиколотку, однако шагов не уторапливал, а, скрытый завесой ливня, хлеставшего по лужам с силой мушкетного залпа, время от времени оборачивался через плечо, проверяя, не увязался ли кто за мной.