— Болгарину? — переспросила Натаха. — Он же серб. Говорит, что учился в Соловецкой артели, пока его в Сибирь не сослали...

— А, ну да, мундир же, точно, — хмыкнул я. Вроде в прошлый раз история была какая-то другая... — Все, до вечера, я побежал.

Чтобы еще больше позлить Йована, я чмокнул Натаху в щеку, помахал сербу рукой и быстрым шагом направился в сторону университета.

Субботний университет разительно отличается от субботнего же Толкучего рынка. Во дворе никто не кучкуется, коридоры гулкие и пустые, во внутреннем парке разве что пара заучек на скамейках с книжками. Остальные, по всей видимости, с самого утра развлекаются. Кто-то болеет с похмелья, кто-то до обеда спит в общаге, кто-то глазеет на рабский торг или, там, свидания в Саду Буфф устраивает. Говорят, там по выходным играет оркестр, но я так ни разу и не дошел до этого прогулочного места.

Стучать в ворота университетской стоянки мне пришлось долго. И когда я уже был готов просто перемахнуть через забор, засов наконец-то заскрипел, и калитка распахнулась.

— А, это ты Лебовский... — судя по лицу, смотритель университетского автопарка относился к числу тех, у кого было похмелье. Как, впрочем, и я. Но у меня случайно получилось, а вот он-то, явно идейный празднователь священной пятницы. — Надо тебе ключ сделать, чтобы ты меня не дергал каждый раз, когда захочешь со своей машиной лобызаться...

— Я сегодня ее заберу на пару дней, — сказал я.

— А подпись ректора на это у тебя есть? — он подозрительно прищурился, потом лицо его скривилось и приобрело вместо подозрительно выражения плаксивое.

— У тебя синдром вахтера что ли проснулся? — я хохотнул. — Машину уже выделили нашему факультету. За подписью ректора. Или это означает, что я могу посидеть на водительском кресле, пока машина на парковке стоит?

— А ежели с ней что случится, то кому отвечать? — смотритель набычился.

— Мне и отвечать, — примирительно сказал я и пожалел, что не захватил с Толкучего рынка бутылочку пивка. Наверняка он стал бы добрее.

— Ладно, хрен с тобой, — Гриша, или как там его звали, махнул рукой и загремел засовом.

Я по-быстрому проверил двигатель, масло, тормоза. Сделал кружок по парковке и поставил машину на место. Все было штатно. Машина была старенькой, но немедленного ремонта не требовалось. Тем более, что и ехать нам меньше сотни километров.

— Говорят, сегодня ночью Батьку ухайдокали, — сказал Гриша, одобрительно наблюдавший за моими манипуляциями, когда я выбрался из машины.

— Кто говорит? — спросил я, вытирая ветошью руки.

— Да Сеня, кореш мой лепший, он из Уржатки, так что из первых рук все слышал, — Гриша почесал всклокоченную бороду. — Вечером спать лег нормальный, с бабой даже вроде как своей. А утром баба проснулась, а он в кровише весь и брюхо разодрано. И она в кровище. Ее, конечно, повязали тут же. И в подвал посадили, мол оборотница она. Она в рев, мол ничего такого. Что вы говорите, родненькие, я же уже пять лет евоная баба, нешто я бы раньше его не сожрала. Но ей не верит никто. Потому что там у дверей мордовороты стояли, никто бы незаметно не проскользнул.

— А кишки у него на месте? — спросил я.

— Чево? — Гриша округлил глаза.

— Ну брюхо разодрано, а кишки на месте? — уточнил я. — Или пустой живот, будто кто-то все потроха сожрал?

— А, понял, — Гриша осклабился. — А ты что ли тоже слышал? Нет потрохов, как ты и сказал.

— Да я утопленника недавно такого видел, — сказал я. — Наверное, та же тварь работала.