30.09.2003

По секрету

Она извивалась, касаясь сосками живота, целовала шею, шрам на предплечье, покусывала грудь, а он отстраненно ждал, когда губы найдут главное. Хотя и этого ему не очень хотелось.

Где-то в кружевных занавесях запуталась и раздраженно забилась муха. Отпечатанные солнечными лучами цветы задрожали на смуглой коже, и только что казавшееся мертвым застывшее бедро ожило. Он плавно поднялся, положил ладони на узкие плечи, мягко отстранил ее от себя, развернул и погрузился в нее губами. Она замерла. Сейчас.

— Хочешь, я помассирую тебе плечи?

Она подошла сзади, сжала холодными сухими ладонями уши, скользнула по щекам, шее, забралась в ворот рубашки.

— Нет.

Он отложил сигарету, перехватил ее кисть. Нежно, как ему показалось.

— Ты же знаешь, я не возбуждаюсь от прикосновений к телу. В лучшем случае мне будет щекотно.

— Пока кто-то не докажет тебе обратное.

Она научилась не обижаться. Или от частого применения ее обида обесценилась. Стала бледной и ношеной. Не важной.

— Перестань.

Даже легкое напряжение в отношениях нарушало комфорт, казалось невыносимым. Он поймал ее за руку, потянул к себе. Взял на руки. На ней была его рубашка. Она доходила почти до щиколоток, скрывая тело. Он провел ладонью от плеча вниз, поймал грудь. Замер, улавливая волшебное ощущение струящейся между телом и рукой тонкой ткани. Скользнул к бедру. Приподнял ее в воздух, посадил на ладонь, прижал щекой к плечу, поставил на колени, собрал складками рубашку на бедрах, коснулся мягкого. Сейчас рубашка намокнет под пальцами. Он опрокинет ее на постель, раскроет как раковину, найдет языком чудесную складку в том месте, где нога становится ягодицей. И только потом, почти доведя до бесчувствия, войдет в нее.

— Почему ты приходишь ко мне?

Она лежала рядом и водила по его телу пальцем. От переносицы вниз, очерчивала легкую горбинку носа, хлопала чуть оттопыренной губой, осязала шершавость подбородка и ребристость гортани, огибала ямочку между ключицами, очерчивала середину груди, скользила по животу, зарывалась ладонью в промежность и устремлялась обратно. Он перехватил руку, стал покусывать пальцы.

— Ты не ответил.

— Ты знаешь все мои ответы. Просто я хочу тебя. Мне хорошо с тобой.

— Я ничем не лучше остальных.

— Лучше. Ты умеешь прижиматься всем телом. Ты умеешь быть стыдливой. Тебе тоже хорошо со мной, и все же нужно не это. Тебе нужен я. Даже если я буду ни на что не годен. А мне нужны эти твои ощущения. С тобой я честен, как ни с кем.

— Честен?

— Честен, как ни с кем. Но не циничен, заметь.

Она улыбнулась в ответ на не прозвучавшую улыбку.

— Знаешь, я уже привыкла к твоей жестокости, но все еще не могу привыкнуть к тебе самому.

— Ну вот. Ты сама знаешь ответ.

Он оделся. Она тоже натянула джинсы. Застегнула на груди кофточку, подошла к нему на выходе из комнаты. На выходе из квартиры, где несколько раз в год так поливала чужие цветы. Обхватила за шею. Приподнялась на носках. Ткнулась губами в подбородок. Замерла. Он поймал ее губы, язык. Положил руку на живот, опустил ладонь вниз, под резинку, коснулся лона. Она чуть раздвинула ноги, чтобы его пальцы легли снизу, захватили все. Он выпустил губы, взглянул в раскрытые глаза, поймал застежку ремня и, не отрывая взгляда, развернул, перекинул через диванный валик. Она пыталась смотреть, но почти сразу отвернулась, опустила голову, поникла, задрожала, замерла, изогнулась, затихла.

Однажды она спросила его, что он ищет в женщине.