— В последнее время я стал таким забывчивым.

Он разжал кулаки, уставился на ладони. Руки его дрожали. Потом он закрыл ими лицо.

— Мне так много хочется забыть, — продолжал я, надевая носки и кроссовки, — но, к сожалению, забываю я только мелочи: куда положил ключи, запер ли дверь, есть ли в холодильнике молоко…

Доктор Джессап, радиолог Центральной больницы округа, был мягким и тихим человеком, правда, он никогда не был таким тихим, как сейчас.

Поскольку спал я не в футболке, то взял из ящика чистую. Белую.

У меня есть несколько черных футболок, но в основном они белые. Хватает у меня и синих джинсов, есть две пары белых брюк.

В квартире маленький стенной шкаф, но и он наполовину пуст. Так же, как нижние ящики комода.

У меня нет костюма. Или галстука. Или туфель, которые нужно чистить.

Для холодной погоды у меня есть два свитера с воротником под горло.

Однажды я купил вязаную жилетку. Случилось временное помутнение сознания. Осознав, что я невероятно усложнил свой гардероб, уже на следующий день я вернул ее в магазин.

Мой друг и наставник, весящий четыреста фунтов П. Освальд Бун, предупреждал меня, что моя манера одеваться представляет собой серьезную угрозу индустрии одежды.

На это я ему отвечал не раз и не два, что предметы его гардероба требуют такого количества материи, что на мои скромные потребности индустрия одежды может не обращать никакого внимания.

Доктор Джессап заглянул ко мне босиком и в пижаме из хлопчатобумажной ткани. Смятой от беспокойного сна.

— Сэр, я бы хотел, чтобы вы хоть что-то сказали, — обратился к нему я. — Действительно, очень бы хотел.

Но вместо того чтобы откликнуться на мою просьбу, радиолог убрал руки от лица, повернулся и вышел из моей спальни.

Я посмотрел на стену над кроватью. На карточку от мумии цыганки, а проще, из ярмарочной машины предсказания судьбы, взятую в рамочку, под стеклом. Карточка обещала: «ВАМ СУЖДЕНО НАВЕКИ БЫТЬ ВМЕСТЕ».

Каждое утро я начинаю день с того, что читаю эти слова. Каждый вечер я читаю их вновь, иногда несколько раз, перед тем как заснуть, если сон приходит ко мне.

Меня поддерживает уверенность в том, что жизнь имеет значение. Как и смерть.

С прикроватного столика я взял сотовый телефон. Цифра 1 в режиме быстрого набора — рабочий телефон чифа Уайата Портера, начальника полиции Пико-Мундо. Цифра 2 — его домашний номер. Цифра 3 — номер его мобильника.

Я уже понимал, что, скорее всего, мне придется еще до зари позвонить по одному из этих номеров.

В гостиной я включил свет и увидел, что доктор Джессап стоит в темноте, среди «трофеев» с распродаж магазинов благотворительных организаций, сокровищ, которыми обставлена эта квартира.

Когда я подошел к входной двери и открыл ее, он не последовал за мной. Он искал моего содействия, но ему не хватало духа показать мне то, что я должен был увидеть.

Ему определенно нравился эклектический интерьер гостиной, выхваченный из темноты красноватым светом старого бронзового торшера с шелковым абажуром: стулья и кресла, подставки для ног, литографии Максфилда Пэрриша, вазы из цветного стекла.

— Вы уж не обижайтесь, сэр, но вам здесь нечего делать, — сказал я.

В ответном взгляде доктора определенно читалась мольба.

— Эта комната до краев наполнена прошлым. Здесь есть место для Элвиса и меня, для воспоминаний, но не для чего-то нового.

Я вышел в коридор и захлопнул дверь.

Моя квартира — одна из двух на первом этаже перестроенного викторианского дома. Раньше в доме жила одна семья, и он сохранил обаяние того не столь уж далекого времени.

Несколько лет я жил в комнате над гаражом. Мою кровать и холодильник разделяли лишь несколько шагов. Жизнь тогда была проще, будущее — яснее.