Изменить размер шрифта - +

Анохов действительно уже ждал его.

– Вот ваши деньги, – сказал он брезгливо, подавая Косякову конверт и не отвечая на его поклон. – За них вы должны молчать неделю! Так?

Косяков поклонился.

– Можно вам верить?

Косяков выпрямился.

– Я беру от вас деньги не считая и верю вам. Верьте и вы моему слову! – гордо сказал он.

– Отлично! Пройдемте сюда, здесь темнее… Так! Ну, а за сколько вы продадите все векселя?

– Не торгуясь – за половину!

Анохов повернулся и пошел прочь от Косякова.

«Это еще милостиво, – думал он со злобною усмешкою, идя по направлению к вокзалу, – мог спросить и десять, и двенадцать, и все пятнадцать тысяч. Милостиво! Но откуда их взять?.. Пятьдесят рублей и то не достанешь. Положим, она. Но на сколько времени хватит и ее? О, подлость!»

Он топнул ногою и прибавил шагу.

Молодой человек хорошей фамилии, он имел перед собою всю будущность и вдруг запутал себя так глупо, так гнусно… Положим, женщины великодушны. Дойди до огласки, она не скажет, что он делал надписи, но это все делалось для него – этого нельзя скрыть. Какой скандал!.. Разорвать связь и бежать. Но она бешеная, она все может.

Анохов даже похолодел при этой мысли.

Только на вокзале он несколько рассеялся. Манька – гусар, одна из звезд местного полусвета, села за его столик и вполголоса напевала ему отрывки из цыганских романсов; из зала доносилось пение хора. Широкая Волга чернела своею водною гладью, и взор терялся в полумгле летней ночи. На душе становилось ровнее.

Маньку отозвали в хор, Анохов на время остался один и отдался мечтам, так легко овладевающим слабыми душами.

Он уедет в Петербург, и там его тетушки и дядюшки похлопочут за него все в том же министерстве. Его могут сделать чиновником особых поручений при министре. Летние командировки, а зима вся свободна и в сплошных развлечениях. Можно будет подобрать девушку с деньгами, с влиятельной родней и жениться. Только бы здесь…

Его лицо опять омрачилось, но в эту минуту к нему подошел его товарищ по училищу, Краюхин, состоявший товарищем прокурора при местном окружном суде. Круглое, всегда довольное лицо его с маленькими черными усиками и круглыми глазами напоминало кота. Среднего роста, с небольшим брюшком и тою солидностью, которую стараются придать себе ограниченные люди, он являлся типичным представителем провинциальной бюрократии.

– Жан! – окликнул он Анохова. – Сидишь и, видимо, пребываешь в мехлюндии?

– А ты чего так сияешь? – спросил Анохов, здороваясь с ним.

– Рад и горд, – сказал Краюхин, садясь к столику, – мне поручено обвинение по делу об убийстве Дерунова, громкое дело! Я обдумываю речь! – И Краюхин многозначительно поднял брови.

– Какая же речь, если убийца еще не найден?

Краюхин улыбнулся.

– Между нами, – сказал он таинственно, – убийца найден. Пришел и сознался. Некий Захаров. Какой‑то бухгалтер… дикарь!

– Найден? – заинтересовался Анохов. – Какие же мотивы?

– Видишь ли, между нами… Ты позволишь? – он взял стоявшую на столике бутылку и налил из нее в стакан. – Мы собрали справки. Он отказывался объяснить, но мы добились сути. Дерунов этот жил с его женою. Смазливая бабенка, боец… – он отхлебнул из стакана. – Оказывается, они на другой день собирались с Деруновым ехать по Волге, и муж узнал. Узнал и… – ну, скажи, не дико ли это?.. – сейчас и расправа.

Краюхин развел руками и заговорил, уже не смотря на Анохова и, видимо, слушая самого себя:

– Пора же быть культурными людьми и не мстить смертью за измену жены.

Быстрый переход