– И как хочу‑то! – воскликнула Вера. – Спасибо вам. Вы все тот же дядя Федя!

Весенин на миг погрустнел. Ее возглас напомнил ему, что между ними добрых пятнадцать лет разницы. Дома их встретила бодрая, помолодевшая Елизавета Борисовна.

– Смотрите! – шепнула Вера Весенину. Даже Анна Ивановна казалась как‑то менее углубленной в себя. Весенин взглянул на нее и понял, что Долинин потерял всякую надежду, такое безмятежное спокойствие было на ее лице.

– Оставайтесь обедать, – сказала Весенину Елизавета Борисовна.

– Не могу. Я лучше вечером, – отказался он.

– Вот и гадкий, я снова перестану понимать вас, – капризно сказала Вера.

Он засмеялся.

– Я не хитрая штука. Снова разберете!

Он оставил общество и уселся в свою двуколку, полный небывалого счастья, но мысли его омрачились, когда вместо Долинина он нашел на своем столе записку.

«Прощайте и не поминайте лихом. Она отреклась от меня. Ваш Н. Долинин».

– Совсем словно оглашенный какой, – объяснила, подавая обед, Ефимья, – влетел это во двор, конь‑то весь в мыле (уж Елизар водил его потом, водил. Так и дрожит!), и сейчас на Елизара: беги, говорит, в деревню, чтобы в сей секунд лошади мне были. В город, значит. Елизар ему и то, и другое. Так и мечет. На, говорит, рупь тебе! За лошадей не торгуйся. Ну, и уехал!..

«Если бы такое письмо мне оставил брат его, я подумал бы, что он решился на самоубийстве», – подумал Весенин, но и Николая ему было жалко. Если вскоре у него пройдет это страдание, то теперь оно для него невыносимо тяжко.

Весенин прошел в спальню, взял книгу и прилег на постель, но читать ему не читалось. Необыкновенное чувство, которое он так долго, так настойчиво гнал от себя, теперь овладело им и наполнило ум его какою‑то расслабляющей мечтательностью. Он встал с постели и велел седлать лошадь. Все равно день его на сегодня закончен, и гораздо приятнее провести его остаток там, в усадьбе, чем в своей одинокой берлоге.

Он сел на лошадь и, напевая вполголоса, поехал по знакомой дороге.

Весенин застал дам играющими в крокет.

Они были оживлены, даже Анна Ивановна засмеялась, крокируя шар Веры.

«Странная женщина, – подумал Весенин, глядя на нее, – нанесла тяжелый удар любимому человеку и стала веселее, чем была прежде. Словно гору с плеч свалила!»

Елизавета Борисовна и Вера радостно приветствовали Весенина.

– Вот и отлично! – сказала Вера. – Вы с Анной Ивановной, а я с мамой! – и она поспешно сунула в руки Весенина молоток.

Весенин послушно стал закатывать свой шар. Недалеко от них няня качала Лизу на качелях, и при каждом взмахе качелей Лиза громко вскрикивала.

Вера с Елизаветой Борисовной, выигрывая каждую партию, громко смеялись.

Они начала играть пятую партию, когда со стороны дороги донесся звон колокольчика.

– Папа едет! – крикнула Вера и, бросив молоток, побежала из сада.

– Сколько в ней жизни, и как ей с нами скучно, – сказала Елизавета Борисовна, глядя вслед убежавшей Вере.

– От вас зависит затеять веселье, – ответил Весенин, – созывайте гостей, пикники, спектакли…

Елизавета Борисовна покачала головою.

– Нет, в этом году я остепенилась. Довольно!

Можаев, обнимая Веру, вошел в сад. Елизавета Борисона подошла к нему, и он нежно обнял ее свободной рукой.

– Шабаш! – сказал он весело. – Освободился на целый месяц. Уф! Теперь пиры задавать будем.

– А я только что советовал это же самое Елизавете Борисовне, – здороваясь, ответил Весенин.