Я надел пальто, положил в левый карман пачку "Мальборо", зажигалку и телефон, в правый - "Макарова", и вышел. Обрывки мыслей с лихорадочной быстротой сменяли друг друга. Нашлась, нашлась еще одна пешка! Не хочу ей зла, но раз вам необходима жертва - забирайте, подавитесь, оставьте нас троих живыми до утра, и тогда я сделаю, что собирался, клянусь, я уйду. Ну-ка, давайте, форзи, не перепутайте. Холодно и ясно. Вот эту пешку жертвую, эту, с длинными каштановыми волосами.

...Постой, постой! Раз Таня жива - значит, нет никакой потусторонней силы! Ведь иначе ее давно бы убрали по моему слову! Это все были просто совпадения, подставы! Какое мое дело, убила она Олега или не убила, это их внутренние проблемы! Если надо, помогу ей спрятаться, сбежать. Может, она сейчас скажет: "да, я маньячка, всех замочила, сдаюсь, не поминайте лихом". Может, она скажет: "я знаю, кто убийца, я разоблачила мафию", и нас спасут, и мы все обнимемся и зарыдаем. Ну, а если она... да, но... а как же... Господи, помоги мне! Не могу думать, не могу сосредоточиться, все надоело, будь что будет, все равно.

Да что бы там ни было! Отсрочка приговора. Девять граммов в сердце это завтра, еще успеется, а до завтра масса времени, что-нибудь изменится. Воздух, снег, дома, деревья, я еще дышу, еще живу, еще немножко. С Лехой разминуться не должны, час в запасе, а если надолго задержусь - ничего, предупрежу по телефону. Не уходи, побудь со мною... А у меня завтракать нечего, да и ужинать, впрочем, тоже... Какой завтрак?! О чем я, что с моей головой?

На улице резко похолодало. Я ждал у супермаркета полчаса. Дважды обошел его кругом, понимая, что это глупо - я бы прекрасно увидел ее еще издали. Отчаянно замерз, не чувствовал ног под собой, а все-таки ждал. Выкурил шесть сигарет. Наконец набрал домашний телефон Холодовых. Трубку сняли и тут же положили, раздались короткие гудки. Что там происходит? Перезвонил - тот же результат. Мобильный Танькин не помню, дома где-то записан. Вообще ничего не понимаю! Ага, можно подумать, я до этого что-нибудь понимал.

Подождав еще десять минут и сделав пару таких же безрезультатных попыток дозвониться, я пошел к ней, прекрасно понимая, что поступаю как последний кретин. Но хотел бы я посмотреть на человека, который на моем месте не вел себя по-кретински.

Что там - ловушка? В таком случае ты сильно ошиблась, красотка, я все равно выстрелю быстрей. Там целая банда? Убивают ее? Какая банда, откуда, с какой стати?! Менты пришли? Они бы не стали трубку швырять на рычаг, непременно поинтересовались, кто звонит и зачем. Да что же там, дьявол с рогами и копытами? Ну так я не прочь с ним объясниться, в конце-то концов. Или приду - а там сидят все "наши", и режиссер объявит: "улыбайтесь, вас снимает скрытая..."

У подъезда стояла "восьмерка" с тонированными стеклами. Я вздрогнул и огляделся. Какая глупость! Мало ли "восьмерок" в Москве! Но... Подошел ближе - мотор работал, но машина, как мне показалось, была пуста. Впрочем, разве за черными стеклами разглядишь? Сейчас, сейчас... Но стекла не опустились, и дуло автомата не уставилось на меня. Я отошел за угол дома, встал, прижавшись к стене, и закурил. Не заглушили двигатель - значит, скоро выйдут.

Было ровно семь часов. Совсем темно. Перед домом снег недавно убирали, оголился грязный лед, а местами асфальт. С улицы доносились голоса, шум автобусов, с шорохом ползла снегоуборочная машина. Все эти звуки шумели в моих ушах, но я не обращал на них внимания, как и на мороз, щипавший лицо Все это - и звуки, и мороз, - было очень далеко от меня.

Почему я решил, что это та самая "восьмерка"? Наивно думать, что у "них", кто бы они ни были, нет в распоряжении каких угодно тачек. Просто к кому-то приехали с визитом. Я решил, что правильнее всего будет дождаться, когда вернутся хозяева машины, и попытаться разглядеть их.