За мною стоит великая Россия. С этим приходится считаться. Но вы, друг… вспомните Кира Бекка, вспомните Мелузину. Зачем, для чего будете вы жертвовать собою?
Взгляд, который я бросил ей, светился таким укором, что она, гордая, надменная принцесса, опустила голову.
— Простите, — прошептала она.
Потом она прибавила:
— Ну, так решено. Мы едем завтра. Позвоните. Я сделаю необходимые распоряжения.
Я нажал кнопку электрического звонка. Раздались шаги. В дверь постучали.
— Войдите, — сказала Аврора.
Дверь открылась.
— А! — прошептала великая герцогиня.
На пороге стоял лейтенант Гаген.
Он был немного бледен и словно застыл в позе часового, приложив правую руку к каске, медная чешуя которой была пропущена под его стянутым подбородком.
— Лейтенант Гаген, вот как! — произнесла, овладев собою, Аврора. — С которых же это пор арестованные офицеры выходят из крепости?
Гаген молчал, неподвижный и холодный.
— Удостоите ли вы меня когда-нибудь ответом, лейтенант… Ведь арест ваш, насколько я знаю, ещё не кончился?..
— Он кончился, ваше высочество, — пробормотал Гаген.
— Кончился? — воскликнула великая герцогиня. — Да вы с ума сошли, г. фон Гаген.
— Нет, ваше высочество, — повторил юный лейтенант тихим и упрямым голосом. — Арест мой кончился сегодня вечером.
— Кончился! — вне себя закричала Аврора. — Знаете ли вы, лейтенант, чем вы рискуете, продолжая такую шутку? Знаете ли вы, что одно, только одно может прекратить наложенный мною арест?
— Знаю, ваше высочество, — сказал Гаген.
— И что это одно…
— Война, — докончил лейтенант.
Вам может показаться невероятным, что среди непрерывною цепью следовавших друг за другом драм при лаутенбургском дворе, великие события последней недели июля месяца прошли у нас почти незамеченными. Мы обратили, правда, некоторое внимание на сербскую ноту, но после ночи, проведённой мною в Оружейной зале, для нас перестало существовать всё, за исключением переданных мною вам фактов; мы пропустили и австрийский ультиматум, и германское Kriegszustand, словом, всё. А теперь вдруг это слово, такое простое: война.
Совершенно ошеломлённый смотрел я на Гагена. Он сменил свой красный камзол на походный доломан серо-зелёного цвета.
Поборов удивление и постаравшись вернуть свою обычную холодность, Аврора спросила:
— Война, вот как, г. фон Гаген, и с кем же?
— Сегодня вечером с Россией, ваше высочество, — сказал юный лейтенант, — а завтра, наверное, и с Францией. Великий герцог, час тому назад прибывший из Берлина, привёз приказ о мобилизации армии.
Аврора подошла к окну и широко распахнула его. Было жарко и душно.
— И великий герцог, лейтенант, прислал вас ко мне, чтобы сообщить мне эту важную новость… Но я не знаю, к чему вам могут понадобиться при этом четыре гусара, которых я вижу внизу у дверей.
Гаген вспыхнул и сразу же побледнел.
— Ваше высочество! — пробормотал он.
— Что? — надменно произнесла она.
— Мне дано другое поручение. Вы должны простить меня…
— Ну, ну, лейтенант, не дрожите же так. Если вы не можете даже высказать то, о чём идёт дело, как найдёте вы в себе силу исполнить это. Говорите же, я арестована во дворце, не так ли?
— О! ваше высочество, — воскликнул Гаген, — как можете вы думать… Я, принять на себя…
— Так в чём же дело?
Лейтенант, не говоря ни слова, обратил взгляд в мою сторону. |