Была чудесная пора года. Прекрасное утро. Запели птицы. И когда они запели, Канака стала понимать все, о чем они поют. Нота за нотой, она следовала за словами их песен. Я ведь забыл вам сказать – перед выходом из дворца она надела на палец то самое кольцо.
Никому не нравится слушать длинные рассказы непонятно о чем или чересчур затянутые истории. Они нагоняют сон. У слушателей кончается терпение. Повествование лишается смысла. Итак, не тратя больше слов, я расскажу, чем закончилась эта прогулка по парку.
Канака, продолжая свою приятную прогулку, вдруг очутилась перед мертвым, высохшим деревом, белым, как мел. В его ветвях сидела соколица и так пронзительно кричала, что весь лес оглашался ее криками. Она так сильно била себя крыльями, что по белому стволу дерева струилась алая кровь. Птица не прекращала жалобно стенать и клевать свою грудь. Ни один дикий зверь, ни один тигр не оказался бы столь жесток, чтобы не пожалеть ее. Вместе с птицей плакали бы все лесные животные, если бы способны были лить слезы. Никто еще не видал такой прекрасной соколицы – с таким нарядным опереньем, такой благородной натуры. Наверное, это была перелетная соколица из какой-нибудь далекой страны; она сидела на ветке, но уже потеряла столько крови, что еще немного – и лишилась бы сознания. Тогда бы она просто свалилась с дерева.
А прекрасная царевна Канака, на пальце которой было волшебное кольцо, понимала все речи соколицы. Она могла теперь не только слушать, но и отвечать ей на соколином языке. Ее наполнила такая жалость к страдалице, что она сама чуть не умерла от горя. Торопливо подбежав к дереву, где сидела соколица, она расстелила пошире свою юбку – на тот случай, если птица, обескровев, упадет вниз. Так Канака простояла довольно долго, не говоря ни слова, а потом заговорила:
«Скажи мне, какова причина твоих страданий? Ты ведь терпишь адские муки, я вижу. Отчего? Ты скорбишь о чьей-то смерти? Или об утраченной любви? Есть ведь только эти две причины, чтобы так сильно убиваться. Ни одно другое горе с ними не сравнится. Раз ты причиняешь себе такую боль, значит, тебя принуждает к этому страх или ярость. Я же вижу: никто тебя не преследует. Пожалей же себя саму. Ради бога, расскажи мне все. Как тебе помочь? Я еще никогда не видела ни птицы, ни зверя, что наносили бы себе такой вред. Ты и меня убиваешь своей печалью. Мне очень жаль тебя. Умоляю тебя, пожалуйста, спустись с дерева. Я – дочь благородного царя. Если я узнаю причину твоего несчастья, я попробую облегчить твои страдания, насколько смогу. Если только это окажется в моей власти, то, с Божьей помощью, я помогу тебе исцелиться от печали до наступления следующей ночи. Подожди-ка. Я сейчас поищу для тебя целебные травки, чтобы залечить твои раны».
Услыхав слова царевны, соколица издала еще более жалобный крик, чем прежде. Она рухнула с ветки, упала на землю и осталась лежать недвижима, как камень. Канака взяла птицу к себе на колени и стала легонько поглаживать ее, пока та не очнулась. Придя в сознание, соколица заговорила с царевной на своем птичьем языке:
«Верно говорят, что в добром сердце легко рождается жалость. Это ведь так естественно – ощущать чужое горе как свое. Все мы такое испытывали. Все мы об этом читали. Доброе сердце проявляет доброту. Я прекрасно вижу, милая Канака, что ты сочувствуешь моей беде. Прекрасная принцесса, природа наделила тебя даром сострадания, оно – одна из главных твоих душевных качеств. Ты образец женской доброты. Я даже не надеюсь, что мне когда-нибудь полегчает, но из уважения к твоему доброму сердцу я все тебе расскажу. Быть может, моя беда послужит примером и предостережением для других. Как говорится, побей собаку – и льва отвадишь. Поэтому, пока в моем тельце еще теплится жизнь, я открою тебе всю правду».
Пока птица говорила, царевна обливалась слезами; она так жалобно плакала, что соколица призвала ее успокоиться и прекратить свои всхлипывания. |