Изменить размер шрифта - +
Но Юноне и этого мало – она насылает на меня новый позор: я никому не осмеливаюсь открыть свое имя. Я никому не могу признаться, что я – благородный Архита. Я вынужден скрываться под именем ничтожного Филострата. О Юнона и твой беспощадный сын, Марс, – это вы двое погубили моих родных и близких. Выжили только я да Паламон, который ныне осужден Тесеем на мученичество пожизненного заточения. Да ведь и я сам – мученик. Я мученик любви. Любовь пронзила мне сердце своей стрелой. Мое сердце погибло раньше, чем окончилась моя жизнь. Я убежден: такая судьба была мне предначертана еще до моего рождения. Меня бесповоротно сгубили глаза Эмилии. Они – подтверждение моей смерти. Ничто в мире больше не имеет для меня значения. Все прочее мне безразлично. Ах, Эмилия, если б я только мог служить тебе!»

И с этими словами он упал на землю ничком и долго пролежал так, прежде чем снова встал на ноги.

Паламон, спрятавшийся совсем близко, слышал каждое слово любовных стенаний Архиты. У него было такое чувство, словно ему в сердце всадили меч, холодный как лед. Он весь трясся от гнева. Он больше не мог таиться в укрытии. И вот он, словно безумец, бледный как смерть, выскочил из чащи с криком:

«Архита! Архита! Злодей Архита! Подлый предатель Архита! Я поймал тебя! Ты называешь себя поклонником моей госпожи, Эмилии, ради которой я перенес столько страданий и боли. Ты – мой родственник и соратник, как я напоминал тебе много раз, – и что же ты натворил? Ты обманул Тесея. Ты жил при его дворе под чужим именем. Нет, ты не поступишь нечестно с Эмилией! Я – единственный, кто может и кто будет любить ее вечно. Да! Одному из нас придется умереть. Считай Паламона своим злейшим врагом. И пускай у меня нет оружия из-за того, что я по счастливой случайности только что бежал из тюрьмы, – что за дело! Ты или умрешь, или отречешься от своей любви к Эмилии. Выбирай, что тебе больше по душе. Иначе ты никогда не выйдешь из этого леса».

Тогда Архита, пылая гневом, обнажил меч. Он был яростен, как лев, учуявший добычу.

«Именем Всевышнего, – сказал он. – Если бы ты не был поражен лихорадкой, если бы вконец не спятил от любви, то ты сам не вышел бы живым из этой рощи. Если бы при тебе было оружие, то, без сомнения, ты сегодня же пал бы от моей руки. Я отказываюсь от союза с тобой, я признаю недействительными те узы клятвы, которые, по твоим словам, связывают нас с тобой. Как? Неужели ты, глупец, думаешь, что любовь – предмет торга? Что ее можно сдержать обетами? Я буду любить Эмилию, несмотря на все твои угрозы. – Он на миг умолк и утер пот со лба. – Так как ты – высокородный рыцарь, то, полагаю, ты должен добиваться права на любовь в смертельной схватке. Итак, клянусь тебе сейчас, что завтра мы с тобой встретимся в честном бою. Я принесу тебе сюда доспехи и оружие, но никто в Афинах об этом не узнает. Ты выберешь себе лучшие, а мне оставишь те, что похуже. Сегодня же я принесу тебе еду, и питье, и одеяла, чтобы ты мог устроить себе ложе. А если уж случится так, что ты завоюешь мою госпожу и убьешь меня в этом лесу, где мы сейчас находимся, то тогда хотя бы ты сможешь обладать ею с таким же полным правом, что и я».

И Паламон ответил: «Я принимаю твои условия».

Так они расстались, и оба поклялись исполнить свой рыцарский долг – вступить завтра в поединок.

О Купидон, бог любви, ты не ведаешь милосердия. Ты самый младший из богов, но ты ни с кем не желаешь разделять власть. Верно говорят: ни любовь, ни владычество не терпят соперников. Архита и Паламон – живой тому пример. Итак, Архита поскакал обратно в Афины, и еще до рассвета следующего дня он успел втайне раздобыть два рыцарских доспеха; оба были достаточно крепки, чтобы решить исход предстоящей битвы между благородными родственниками. А затем, вскочив на коня, он – в полном одиночестве, как и появился на свет, – отвез все вооружение и латы к месту будущего сражения.

Быстрый переход