Мельник был бледен как мел. Он не стал вежливо снимать капюшон или шляпу, не стал ждать, пока кто-нибудь еще заговорит. Громким голосом, будто Пилат на карнавальной сцене, он заорал, обращаясь к нашему Хозяину:
– Клянусь кровью и костями Христовыми, Гарри! А вот у меня какая благородная история есть! С ней я Рыцаря на милю обскачу! – И тут же рыгнул.
Гарри видел, что Мельник пьян, и попытался его угомонить.
– Погоди немного, Робин, – сказал он. – Пускай следующую историю расскажет кто-нибудь другой, а ты свою попозже расскажешь. В этом деле порядок надо соблюдать.
– Вот еще, в божью душу! И не подумаю ждать. Я сейчас хочу. Иначе я сам поеду, и ну вас всех!
– Ну, говори тогда, чтоб тебя черти драли! – отвечал ему Гарри. – И дурак же ты! Ты, видать, мозги свои в бочке эля утопил!
– А ну-ка, вы все, послушайте меня! – сказал Мельник. – Да, не спорю, я пьян. Чего уж тут отпираться. Так что, если я буду браниться или в словах путаться, то вините в этом не меня, а саутуоркское пиво! Вот и всё. И точка. Я вам расскажу историю про плотника и его жену и про то, как молодой школяр плотника обдурил. Ну, вы понимаете, о чем я.
Тут его сердито прервал Мажордом:
– Хватит! Прекрати изрыгать всю эту нелепую похабщину! Только слова попусту жуешь. Это грешно и глупо – клеветать на всех, позорить жен. Зачем очернять добрых людей? Как будто и поговорить больше не о чем.
Мельник сразу же ответил ему:
– Освальд, дорогой мой брат! Знаешь старую пословицу? «Кто не женат, тот не будет рогат!» Я не говорю, что ты тоже рогоносец. Откуда мне знать. Конечно, и хороших жен на свете немало. Если меня спросишь, я отвечу: пожалуй, на тысячу хороших всего одна плохая найдется. Да ты и сам, наверно, не хуже меня это знаешь. Если ты не сумасшедший, конечно. Так зачем ты кипятишься? Я ведь тоже женат, как и ты. И клянусь всем святым, что у меня есть, что жена мне верна. Клянусь – дайте подумать, клянусь моими волами, – что я не рогоносец. Ну, по крайней мере, надеюсь, что это так. Никакой муж не пожелал бы открыть тайны Господа и тайны собственной жены. Пока ему дано вкушать от благодати Божьей, что явлена ему в виде женского тела, не стоит ему больше ни о чем заботиться.
Ясно было, что Мельник и не думает обуздывать свой язык, а собирается рассказывать свою грубую историю на собственный грубый лад. Я очень сожалею, что мне придется пересказывать ее здесь. А потому, дорогие читатели, не держите на меня зла за то, что вы прочтете на следующих нескольких страницах. У меня нет дурных намерений. Я просто взялся передать все, что слышал, – и хорошее и дурное. Иначе я не справился бы со своей задачей. Я бы исказил свой замысел. Если вы не хотите читать рассказ Мельника, тогда просто пропустите его. Я вас не неволю. Тут же множество других историй. Тут есть и исторические повести, и благочестивые рассуждения, и нравственные наставления – хоть отбавляй! Не вините меня, если вы сами выбрали неподходящий рассказ. Ведь Мельник – грубиян. Вы сами это знаете. Мажордом – тоже неотесанный мужлан, как и некоторые другие. Оба они рассказывали непристойные истории. Так что поразмыслите. И не валите вину на меня. Да и стоит ли принимать всю эту игру всерьез?
А еще он был охоч до женщин и умел ловко завлечь их в постель. Он был кроток в манерах, как девушка, и очень скромен. Но внутри у него пылало пламя. Комнатка его помещалась на самом верху плотникова дома. Там он с головы до ног натирался соком ароматных трав, так что потом от него пахло душистой лакрицей или благоуханным имбирем. Конечно, женщин это возбуждало. На полках над его кроватью стояли всякие хитроумные приборы, глобусы, ученые трактаты, астролябия и счеты со стеклянными костяшками. |