Думаю, что когда наш Дядя Степа действительно будет представлен к Золотой Звезде, то вы такого стола уже не увидите... Так что, постарайтесь напиться впрок! Будет что вспомнить. Хотя, хмелеть по памяти невозможно... А жаль!»

Слова Богословского оказались пророческими. Когда Михалкову вручили Золотую Звезду Героя, он на следующий же день укатил куда-то за рубеж. Подальше от «Руси»...

— Ну, как, товарищи курсанты? Впечатляет?

— Куда уж более, Леонид Иосифович! — за всех ответил Казаченко.

— А теперь, — Козлов прочистил горло, — о трюке Раневской.

Неуязвимая Фаина Георгиевна

Грибанов, в силу своей занятости и других обстоятельств, на встречу с Раневской послал молодого опера по фамилии Коршунов, у которого за душой было всего лишь начальное образование и двухлетнее производственное обучение на токаря на заводе «Красный Октябрь». В общем, мы из-за нищеты своей —нехватки эрудированных кадров—выпустили недоучку на рафинированную интеллигентку, народную артистку СССР.

Предполагалось, что это будет моментальная вербовка в лоб.

Предполагал, как выяснилось, Грибанов, а располагала Раневская!

Почему? Да потому, что в той ситуации она проявила себя не только гениальной сценической артисткой, но и величайшей актрисой по жизни, обведя вокруг пальца недотёпу Коршунова, как мальчишку. Словом, бестия, а не женщина!

Коршунов начал вербовочную беседу, как тогда было принято, издалека.

И о классовой борьбе на международной арене, и о происках иностранных разведок на территории Советского Союза поведал Раневской.

Процитировал пару абзацев из новой, хрущёвской Программы КПСС, особо давил на то, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Но! Беда в том, что проклятые наймиты империализма в обличье иностранных секретных служб пытаются подставить подножку нашему народу, семимильными шагами движущемуся к светлому будущему всего человечества — коммунизму.

Невзначай напомнил также и о долге каждого советского гражданина, независимо от его профессиональной принадлежности и пола, оказывать посильную помощь органам государственной безопасности в их ратном труде по защите завоеваний социализма...

Словом, подал Коршунов себя в наихудшем свете — выступил в роли лектора сельского клуба, а не вербовщика. И великая актриса сразу догадалась, к чему клонит её визави, но виду не подала.

Стукачество в артистической среде было всегда, ещё при царях, весьма распространённым явлением. Весь бомонд, не таясь, обсуждал его. И было оно притчей во языцех. А уж вокруг Фаины Георгиевны... Там, вообще, агент на агенте сидел и агентом погонял! Ей ли было не знать, что все её коллеги-артисты уже давно завербованы-перевербованы, так что это Коршунов считал, что он ведёт игру с закрытыми картами, имея старшие козыри на руках. Для Раневской все его потуги были секретом Полишинеля...

Полагаю, что, вслушиваясь в страстный монолог Коршунова, Раневская прикидывала, как ей элегантней уйти от предложения, которое, конечно же, должно последовать по окончании пламенной речи этого трибуна из КГБ...

Сначала она провела кинжальную разведку боем. Спросила:

«Молодой человек, а где вы были раньше, когда я ещё не успела разменять шестой десяток?»

«Что вы, что вы, Фаина Георгиевна! — вскричал, переполошившись, Коршунов, которому показалось, что пароход уходит от причала прямо на его глазах.—Вам больше тридцати никто не даёт, поверьте... Вы — просто девочка по сравнению с другими артистками вашего театра!»

Коршунов, предвкушая оглушительный триумф после исполненной увертюры, даже не заметил, что допустил оплошность, назвав Раневскую девочкой.