Тот, с кем я лежал в канаве, был мужчиной. Причем очень грубым. Он постоянно матерился и говорил, что ненавидит русских.
— Тогда несмотря ни на что…
— Мне надо уходить, — он взял мою руку и поцеловал в ладонь.
— Я понимаю…
— Мне действительно надо, Вэл.
— Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть!», — пробормотала я. — Везде одно и то же…
— Ты понимаешь, что я не имел права появляться здесь даже на эти несколько минут?
— С моим-то опытом конспиративной работы против таких, как ты?!
— Я очень скоро вернусь, Вэл.
— «Три мушкетера» читал?
— Читал.
— Помнишь, что сказал Атос, когда д'Артаньян, провожая служанку Кэтти в монастырь, пообещал им же соблазненной девушке, что скоро увидится с ней?
— Не помню.
— Он сказал: «Клятва игрока».
— Но я действительно скоро вернусь.
— Не жди от меня вопроса «когда?».
— Спасибо.
— Юджин, — я обхватила его колючие щеки и приблизила это усталое родное лицо совсем близко к своим глазам. — Ответь мне честно только на один вопрос: где я нахожусь? В очередной тюрьме?
— Вэл, побойся Бога! — Он подхватил меня на руки и прижал к себе.
— Отпусти, тебе же тяжело.
— С чего ты взяла?
— Тогда, в Праге, Витяня говорил, что я — перекормленная корова и что у него от напряжения что-то чуть не опустилось до колен.
— Он не уточнил, что именно?
— Да не помню уже, — пробормотала я, чувствуя, что невольно краснею.
— А я не помню, чтобы ты мне рассказывала, как Мишин носил тебя на руках.
— Юджин! — Я ткнулась носом в его колючую щетину. — Случилось страшное: ты меня ревнуешь!
— А я не должен ревновать?
— Как полноценный мужчина ты просто обязан ревновать меня. Но только не к Витяне Мишину.
— А к кому, милая?
— К этому номеру… — Я сделала левой рукой широкий жест, полностью охвативший ненавистную камеру со всеми коммунальными и прочими удобствами. — Ты уж прости меня за вульгарность, но эта обстановка меня уже трахнула. Еще немного, и я здесь рожу самым постыдным образом.
— Тебя внесут в книгу рекордов Гиннеса, — улыбнулся Юджин.
— Меня вынесут отсюда вперед ногами, дорогой.
— Я бы с удовольствием поменялся с тобой местами, Вэл.
— Ага, — кивнула я. — На сутки. Потом бы ты взвыл.
— Вэл, не будь снобкой! — Он аккуратно поставил меня на ноги и придирчиво, по-хозяйски окинул мое очередное пристанище по пути в никуда. — Ты в роскошном отеле, в котором, кстати, иногда останавливается даже Аристотель Онассис, друг и любовник Джекки…
— А теперь вот остановилась Вэл, подруга и любовница Юджина Спарка. Как по-твоему, милый, Аристотель Онассис переживет это соседство? Я ведь запросто могу не понравиться Джекки…
— Ты мне не веришь, да?
— Я знаю, что должна тебе верить. И если ты говоришь, что я в роскошном отеле, а не в тюрьме, значит, так оно и есть. И то, что моя дверь открывается только снаружи, а окно наглухо заварено, так это мелочи. Зачем мне вообще думать о такой ерунде, если взрослый и, по его собственному утверждению, влюбленный в меня мужчина убеждает, что все в порядке?..
— Бога ради, Вэл, не притворяйся тупой!
— Ты переоцениваешь мое актерское дарование.
— Ты же понимаешь, зачем это делается!
— А ты понимаешь, что в этом номере я постепенно превращаюсь в маньячку?
— Что тебе здесь не нравится?
— А ты спроси любого заключенного, что ему не нравится в тюремной камере!
— Кстати, каждые сутки твоего проживания в этой «тюремной камере» обходятся американскому налогоплательщику в 270 долларов. |