— Мать твою! — вскрикнул я, в ужасе карабкаясь на стену, — Что за страна, прости Господи! Развели тут каких-то сторожевых крыс, научили их гавкать, и теперь нормальным людям прохода нет! Пошла прочь, проклятущая!

Отчаянно дергая ногой, я с трудом стряхнул малюсенькую собачонку, повисшую, словно пиявка, на моих джинсах, и деловито принялся карабкаться вверх, не замечая больше со страху ни гладкости стены, ни холодного ветра, скрючивающего пальцы. Откровенно говоря, терпеть не могу, когда меня кусают за ноги. Отыскав свое окно, я нырнул внутрь, сорвал с себя мокрую одежду и, стуча зубами, забрался под горячий душ. Минуту спустя послышался шум шагов, и в комнату кто-то вошел.

— Эй, братан, ты на месте? — послышался голос Кащея. Судя по распиравшей его энергии, Эдик успел уже забить в свой костлявый нос очередную порцию белого порошка.

— Куда ж я денусь? — проворчал я в ответ, ежась под тугими струями воды, — Что-нибудь случилось?

— Да собаки во дворе нервничают, — сообщил он. — Ты хоть выйди, покажись, что ли, а то говорим как-то не по-людски.

Ага, смекнул я, видимо, Стриж уже провел работу с местной братвой, расписав меня самыми черными красками, и теперь Эдик хочет удостовериться, что в душевой действительно я. Отодвинув стеклянную ширму, я появился перед Кащеем, растираясь полотенцем и недовольно ворча:

— Подумаешь, собаки разгавкались, велика беда. Я-то здесь при чем? Может, прошел кто мимо, вот они и завелись.

— Да нет, брат, просто так они не заводятся, — покачал головой Кащей, глядя на меня блестящими пустыми глазами, — Эти мопсы на япошек почему-то не лают, только на русских. Вот твари, представляешь? Маленькие, а злющие! Меняя одна за палец на днях тяпнула, так я…

— Надо же, — вклинился я, надеясь прервать поток его красноречия и выпроводить вон. Кашей мне сильно мешал. Дело в том, что по логике вещей, вытеревшись, я должен был одеться; но выставлять напоказ свою мокрую одежду мне страх как не хотелось. У Эдика неизбежно появятся ненужные вопросы, а ответить на них убедительно я не смогу. — И дальше что?

— Как что? — удивился он. — До крови чуть не прокусила, поганка, вот! — Эдик поднес к моему лицу палец с массивной печаткой, на которой запечатлелись следы собачьих зубов. — Но не на того, подлая, нарвалась, — захихикал Кащей, сам, видимо, удивляясь своей везучести и предлагая мне разделить с ним восторг по этому поводу. — Зубы едва об «болт» не обломала, прикинь?

— Прикинул. — без тени улыбки ответил я, ненавязчиво подталкивая его к выходу, — Я здесь при чем?

— Ты? — удивился он, — Нет, ты здесь точно не при делах… Говорю же, это собака меня…

— Укусила за палец, — докончил я фразу, выпроваживая Кащея в коридор и думая, что на месте собаки непременно откусил бы Эдику его длинный язык, — Извини, дружище, но я хочу спать. Сам ведь говорил, что завтра на утреннем совещании мне надо быть отдохнувшим.

— Я? — продолжал удивляться Эдик. — Говорил? — Судя по всему, сейчас он усиленно рылся в своем припорошенном кокаином мозгу в поисках нужных воспоминаний. — Ну да, было что-то такое, — неуверенно добавил он, не помня уже, зачем и приходил-то ко мне, — Ладно, отдыхай, раз устал.

— Угу, — откликнулся я, закрывая за ним дверь и надеясь, что больше сегодня никому не придет в голову беспокоить меня своими визитами.

Отжав и развесив сушиться одежду, я залез под одеяло, сладко потянулся и закрыл глаза.