Локтионов просочился в квартиру.
Жилье было снято через третьи руки на два месяца, но предполагалось, что понадобится оно только для сегодняшней встречи.
Локтионов очень боялся.
Они прошли в комнату и уселись за низенький столик, на котором не было ничего, кроме чистой пепельницы и запечатанного пакета с соком. Кресло под Локтионовым скрипнуло, он вздрогнул и сильнее сжал коленями портфель.
– Это моветон – таскать бабки в рюкзаке, – заметил Актер. – Всю сумму набрал?
– Целиком.
– Так доставай, чего тянуть? С деньгами нужно расставаться легко, тогда они, может быть, вернутся. Это ведь не жизнь, которая дается один раз.
Локтионов, открывая замок, сломал ноготь. Никогда, ни в одном самом кошмарном своем сне, он не представлял, что будет сидеть за одним столом с убийцей.
Нет, не так: с человеком, про которого доподлинно знает, что он – убийца. Не слухи, не предположения – знание. Страшно.
Из портфеля появился полиэтиленовый пакет, набитый пачками долларов. Пять пачек, в банкнотах по сто и пятьдесят, перетянутые разноцветными резинками.
– Можно не пересчитывать?
Локтионов выпятил подбородок, показывая неуместность вопроса. С подбородка на стол упала капля пота. Эдуард Анатольевич промокнул лысину.
– А вдруг тебя самого напарили? – Актер развернул полиэтилен. – Не представляешь, как непривычно обращаться к тебе на «ты». Прямо-таки язык не поворачивается. Сколько лет мы знакомы? И каждый из нас так ошибался в другом! Тебе простительно, но для меня – грех так лохануться. Все равно, что в «наперстки» на улице проиграть… Так, с деньгами порядок. Ты мне ничего больше не должен? Не напрягайся, шучу! Позволь один вопрос: чем же тебе так Инка насолила? Дикая ревность – или денежки тоже?
– Деньги тут ни при чем! – В голосе Локтионова жестью громыхнуло негодование.
– Отелло ты наш… Только Отелло, по-моему, своими руками…
– Это была идея Варламова.
– А ты, видимо, не хотел? Не хотел, но стеснялся отказать приятелю? Ему, что ли, это было надо?
Локтионов посопел, погладил лысину платком.
Ответил неожиданно твердо:
– Всему есть предел. И моему терпению – тоже. Так дальше не могло продолжаться. Сколько раз я пытался с ней поговорить! Все без толку, она меня даже не слушала!
– Ты знал, но хотелось убедиться воочию. Такое здоровое мазохистское желание. Если застукать ее с любовником – так полагается ему как минимум морду набить, а страшно, ты ж привык все делать чужими руками. И ты попросил Варламова сделать запись. Так? Смотрел и упивался своим унижением. Страдал. Ты нормальный человек, Локтионов? Сколько трупов ты нагородил, и чего ради?
– Я не убивал! – Локтионов выставил ладони, закрываясь от обвинения; пальцы, естественно, дрожали.
– Да что ты говоришь! Как тебе, наверное, известно, убивает не пистолет, а человек, который жмет на спусковой крючок. Я, – пистолет. А нажал ты… Один раз нажал, а уложил целый штабель. Круто! Прожить с бабой несколько лет, втихаря ненавидеть ее, потом «заказать» – и продолжать несколько дней видеть ее дома, спать с ней… Нет, я бы так не смог!
– Каждому свое… – пробормотал Локтионов, разглядывая стол. – Я что, первый такой?
– В том-то и дело, что не первый. И не последний, к сожалению. Я не ангел, но по сравнению с тобой просто праведник. Нет, правильно говорят, что все зло на земле – именно от таких, как ты. От тех, кто сам не может. Зачем было ее убивать? Дал бы разок по роже и развелся. |