|
— Она произнесла последнее слово по-английски и завязала набитый доверху мешок. — Я жду тебя, чела, — промолвил лама, опираясь на дверной косяк. Женщина окинула глазами высокую фигуру. — Ему идти! Да он и полмили не пройдет. Куда могут идти старые кости? Тут Ким, и так уже расстроенный слабостью ламы и предвидевший, каким тяжелым будет мешок, совершенно вышел из себя. — Тебе-то какое дело, зловещая женщина, как он пойдет? Что ты хочешь накаркать? — Мне дела нет... А вот тебя это касается, жрец с лицом сахиба. Или ты понесешь его на своих плечах? — Я иду на Равнины. Никто не должен мешать моему возвращению. Я боролся с душой своей, пока не обессилел. Неразумное тело истощено, а мы далеко от Равнин. — Смотри! — просто сказала она и отступила в сторону, чтобы Ким мог убедиться в своей полнейшей беспомощности. — Проклинай меня! Быть может, это придаст ему силы. Сделай талисман! Призывай своего великого бога! Ты — жрец, — она повернулась и ушла. Лама, пошатываясь, присел на корточки, продолжая держаться за дверной косяк. Если ударить старика, он не сможет оправиться в одну ночь, как юноша. Слабость пригнула его к земле, но глаза его, цепляющиеся за Кима, светились жизнью и мольбой. — Ничего, ничего, — говорил Ким. — Здешний разреженный воздух расслабляет тебя. Мы скоро пойдем. Это горная болезнь. У меня тоже немного болит живот... — Он встал на колени и принялся утешать ламу первыми пришедшими на ум словами. Тут вернулась женщина: она держалась еще более прямо, чем обычно. — От твоих богов толку мало, а? Попробуй воспользоваться услугами моих. Я — Женщина Шемлегха. — Она хрипло крикнула, и на крик ее из коровьего загона вышли двое ее мужей и трое других мужчин, тащивших доли — грубые горные носилки, которыми пользуются для переноски больных или для торжественных визитов. — Эти скоты, — она даже не удостоила их взглядом, — твои, покуда они будут нужны тебе. — Но мы не пойдем по дороге, ведущей в Симлу. Мы не хотим приближаться к сахибам, — крикнул первый муж. — Они не убегут, как убежали те, и не будут красть вещи. Двое, правда, слабоваты. Становитесь к заднему шесту, Сону и Тари. — Они торопливо повиновались. — Опустите носилки и поднимите святого человека. Я буду присматривать за деревней и вашими верными женами, пока вы не вернетесь. — А когда это будет? — Спросите жрецов. Не докучайте мне! Мешок с пищей положите в ноги. Так лучше сохранится равновесие. — О, святой человек, твои Горы добрее наших Равнин! — воскликнул Ким с облегчением, в то время как лама, пошатываясь, двинулся к носилкам. — Это поистине царское ложе, — место почетное и удобное. И мы обязаны им... — Зловещей женщине. Твои благословения нужны мне столько же, сколько твои проклятия. Это мой приказ, а не твой. Поднимайте носилки — и в путь! Слушай! Есть у тебя деньги на дорогу? Она позвала Кима в свою хижину и нагнулась над потертой английской шкатулкой для денег, стоявшей под ее кроватью. — Мне ничего не нужно, — Ким рассердился, хотя, казалось, должен был испытывать благодарность. — Я уже перегружен милостями. Она взглянула на него со странной улыбкой и положила руку ему на плечо. — Так хоть спасибо скажи. Я противна лицом и рождена в Горах, но, как ты говоришь, приобрела заслугу. Но показать ли тебе, как благодарят сахибы? — и твердый взгляд ее смягчился. — Я просто бродячий жрец, — сказал Ким, и глаза его ответно блеснули. |
