– Ой. Я книжку там забыла, – Девушка умоляюще оглянулась на него.

    – Что за книжка?

    – Не по программе, – вскинула опять подбородок Даша. – «Красное и Чёрное». Жалко, я даже до половины не дочитала.

    – Возьмёшь в библиотеке. Мы не станем возвращаться.

    Дурёха романтическая, почему-то с нежностью подумал Гурьев. Книжки на камнях читает, под мерный рокот прибоя. Вот. Сейчас в тебя ка-а-а-к влетит весь этот заряд романтики. Обхохочешься.

    – Ладно, что ж… Она, кажется, вообще в воду упала. Всё равно жалко. А вы с Аннушкой уже познакомились?

    – С кем?!

    – С Анной Ивановной. Мы её так все называем, она чудесная, не то, что некоторые!

    – Познакомился. Если это можно так назвать.

    Что-то ты очень уж смелая в разговоре с незнакомым мужиком при полном безлюдье и практически неглиже, подумал Гурьев. Это непосредственность такая или причина интереснее? Или я просто совсем уже спятил?

    – А вы в каких классах будете преподавать?

    – В старших.

    – И у нас?

    – Вероятно.

    Даша остановилась и повернулась к Гурьеву. Он тоже остановился – в полном замешательстве, впрочем, умудрившись это достаточно успешно скрыть:

    – Что?!

    – Вы меня не бойтесь, Яков Кириллович, – проговорила Даша. – Я в вас влюбляться не собираюсь, даже не думайте, и мешать вам работать не буду. У меня папа – морской офицер.

    – Офицер?!

    – Да. Офицер. Я это слово не произношу обычно, знаю, нельзя. Но вам – можно. Вы – настоящий.

    Ну да, подумал Гурьев. Мне – можно. За версту видать: никому нельзя, а этому вот – можно. Вот же влип.

    – Даша.

    – Я же говорю – вы меня не бойтесь. Я устав очень хорошо знаю.

    – Устав?

    – Это папа всегда так говорит. Устав учила? Учила. Что можно – то можно, а что нельзя – то нельзя. Вот.

    – Суровый у тебя папа.

    – Он капитан. Командир, ему иначе никак. Но весёлый тоже бывает… Хотя редко, – Даша отвела со лба прядь волос и смущённо улыбнулась, но глаза при этом сохраняли испытующе-серьёзное выражение. – Вы не сердитесь, пожалуйста. Я вам даже спасибо толком не сказала.

    – Не стоит благодарности, – усмехнулся Гурьев.

    – Дело не в благодарности, – Даша вздохнула и посмотрела туда, где мористее виднелись силуэты двух военных кораблей. – Не только в этом, хотя и в этом тоже. Вам ведь самому было приятно меня спасать. Но это же… Думаете, я не понимаю, да? Если бы не вы, мне от них ни за что не уйти было. Вообще – не уйти. А жить после такого… Разве можно после такого жить?

    Жить можно не только после такого, подумал Гурьев. И после такого, и после другого всякого разного… дивушко. Дивушко, да. Настоящее дивушко. Уж ты мне поверь, девочка моя дорогая. После чего только не живут люди на свете – и после такого вот тоже. Ибо и псу живому лучше, нежели мёртвому льву. Это поганая философия, знаю я, знаю.