— Это вы дерзнули отправить несчастную Лоренцу на эшафот? — гневно прорычал Генрих.

— Вы могли бы со мной поздороваться, — спокойно промолвила королева.

— К черту любезности! Отвечайте!

Мария де Медичи подняла на мужа глаза и поджала губы.

— Я никуда ее не отправляла. Ее судили и вынесли ей смертный приговор. Я только отказала ей в помиловании.

— Право миловать принадлежит только королю! Вы не имеете на это права! Неужели вам не стыдно? Пролить кровь, которая течет и в ваших жилах!

— Ее кровь испорчена незаконным рождением. Я исполнила свой долг, и ничего более.

— Вы вообще не смели ничего исполнять! Я знаю, почему вы пошли на это преступление... Ибо это преступление! Бедняжка вовсе не повинна в том, в чем ее обвиняют.

— Неправда! — завопила королева невероятно пронзительным голосом, который всегда приводил Генриха в ярость. — Есть свидетельница этого преступления. Она собственными глазами видела, как преступница перерезала горло...

— Кто это видел?

— Родная тетя Лоренцы, донна Гонория Даванцатти!

— Эта гадина? Как это на вас похоже! Вы всегда доверяете речам самых поганых сплетниц! Она и секунды здесь не останется! Немедленно арестовать ее!

— Вы не имеете права!

—Я имею все права, не смейте забывать об этом! И запомните: если Бассомпьер, которого я отправил на Гревскую площадь, не успеет вовремя, если голова донны Лоренцы уже лежит в корзине, ваша чертова флорентийская клика сегодня же вечером покинет Париж! Навсегда!

Мария вновь повернулась к своим драгоценностям, улыбнувшись, как ей казалось, лукавой улыбкой.

— Вы не в первый раз грозите мне изгнать их...

— Вполне возможно, и я очень сожалею, что не исполнил свои угрозы. Но на этот раз я клянусь крестом моей матери, что все будет именно так. Все вон — и Кончини, и вся банда мерзких распутников!

— Но... флорентийцев здесь не меньше двух тысяч человек!

— Неужели так много? Ну, значит, изгнание принесет пользу обществу. Атмосфера в Париже оздоровится и мои финансы тоже. Молитесь, если хотите себе помочь! Больше вам ничего не остается!

Мария никогда еще не видела своего супруга в таком гневе. В конце концов, до нее дошло, что на этот раз его решение и в самом деле бесповоротно. Она издала жалобный стон, потом зарыдала в голос, что не вызвало ни малейшего сочувствия у ее супруга, давно привыкшего к подобным утомительным сценам.

— Мадам де Гершевиль, — спокойно обратился он к фрейлине.

— Что желает Его Величество?

— Постарайтесь успокоить королеву... Но не оставляйте ей ни малейшей надежды, что я изменю свое решение. А я распоряжусь, чтобы ко мне немедленно позвали мессира Джованетти.

Король направился к дверям. Но мадам Гершевиль его задержала.

— Но... сир... Мессира Джованетти уже нет в Париже.

— Он уехал? Не попрощавшись с Его Величеством королем?

— Дело в том, что... Ее Величество королева отослала его в тот самый день, когда мы получили известие о смерти великого герцога. Ваше Величество тогда только-только уехали в Булонь...

— Что вы там плетете? — подала голос королева. — Он сам захотел немедленно уехать. Страшно торопился и можно даже понять, почему хотел увезти с собой эту девицу...

— Он никогда бы не уехал сам, не повидав короля Франции! — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, произнес король. — Но мы уладим и это дело!

И король вышел, громко хлопнув дверью, как любой супруг, который с удовольствием бы поколотил жену, так она его разозлила.