— Неужели? У меня такое впечатление, что вас по-прежнему мучает подозрение.

— Но... никто не отменял обвинения донны Го-нории, которая исчезла, словно по волшебству. Убийство Бертини и его любовницы... могло быть простым совпадением... и не иметь никакого отношения к смерти моего отца...

Возмущению Тома не было предела, и он не дал Антуану договорить. Побледнев от ярости, верный друг едва не удушил приятеля, сгребя в кулак воротник его камзола.

— Ей-богу, я готов тебя придушить, — прогремел он. — Что тебе сделала донна Лоренца, что ты так ее возненавидел? Ты терпеть не мог своего отца, ты проклинал его за то, что он украл у тебя из-под носа сокровище, хотя за несколько часов до этого отказывался от него?

Они вновь покатились по ковру, но не прошло и секунды, как министр и король разняли их и поставили на ноги. Однако противники по-прежнему кипели от ярости.

— Ты распоследний идиот из всех, каких я только видел! — продолжал греметь Тома. — Неужели ты не понимаешь, что Бертини убили для того, чтобы он не выдал истинного убийцу?

— Мои размышления тебя не касаются, — огрызнулся Антуан.

— Еще как касаются! Если ты не видишь очевидного!

Вырвавшись из державших их рук, бывшие друзья схватились вновь. Силы у них были примерно равные, и трудно было предположить, чем могла бы закончиться эта схватка. На этот раз их разняла стража... Антуана держали трое, но это его ничуть не образумило.

— Если ты вообразил, что она достанется тебе, то ошибаешься, — проорал он. — Сначала я тебе кишки выпущу!..

Король встал перед обезумевшим юнцом.

— И сразу после этого я отправлю вас на эшафот, маркиз.

— Конечно, если король покровительствует таким людям!

— Я не оказываю покровительство никому, кроме невинных. А что касается вас, то у меня есть большое желание отправить вас поразмышлять в Бастилию, пребывания в Шатле вам явно оказалось недостаточно.

— Надеюсь, с ним вместе, — процедил Антуан, пренебрежительно мотнув головой в сторону Тома.

— Нет. Его гнев был вызван вашими словами. Но и он заслуживает сурового наказания, и я передам господина де Курси в руки полковника де Сент-Фуа. Имейте также в виду, что я официально запрещаю вам все провокации, которые могут привести к поединку. За неповиновение моим приказам вы окажетесь на Гревской площади, как раз там, куда вы так хотите отправить нашу несчастливую красавицу.

Тут Антуан в порыве безудержной ярости, с которой он так и не научился справляться, бросил с наглой ухмылкой:

— А вы имеете намерение уложить ее в свою постель на следующий день после свадьбы! Но с моим отцом такое...

Словесный поток остановила пощечина. Генрих влепил ее со всего размаху, и щека наглеца стала пунцовой.

— Черт меня подери, если бы вы не были королем, — проговорил Антуан, сжимая кулаки.

— То что бы вы сделали?

— Отправил бы вас к праотцам!

— И оказались бы все на той же Гревской площади... Но вас казнили бы с помощью четверки лошадей!

— Вы посмели дать мне пощечину! Мне, дворянину!

Тома в ужасе попробовал вмешаться.

— Ты болен! Опомнись!

— Не вмешивайся не в свое дело! Он унизил меня!

— Дворянин, который оскорбляет своего государя, для меня уже не дворянин, — отчеканил Генрих. — Он изменник.

— Сейчас или никогда! Настало время отправить меня в Бастилию!

— Нет! Отправляйтесь на все четыре стороны, господин де Сарранс! Я не хочу вас больше видеть. У вашего отца был отвратительный характер, но он был человеком верным. Мне не кажется, что это ваш случай. Возвращайтесь в свое поместье!

— Изгнан с пощечиной! Король меня балует!

— Считайте за большое счастье, что остались на свободе!

— Сир, — запротестовал де Сюлли.