Это признание артиста чрезвычайно важно, потому что раскрывает перед нами лабораторию — Кирилл Юрьевич Лавров глубоко самобытно постигал каждую свою роль, непременно включая личный опыт, фантазию, память о прочитанном. Это, вероятно, было унаследовано Лавровым от Юрия Сергеевича — также не имевшего специального театрального образования и работавшего над ролью по собственной своей «системе».

Необходимо учитывать и то, что, столь напряженно и столь по-новому трудясь на сцене, Кирилл Юрьевич Лавров очень много и напряженно занимался и совершенно новым для себя делом — он руководил театром, он вникал во все мелочи, он старался, чтобы старейшие артисты труппы были обеспечены ролями, он пытался сохранить спектакли Георгия Александровича Товстоногова.

А еще — были у него многочисленные общественные нагрузки, среди которых была и серьезная, кропотливая и очень ответственная работа в Международной конфедерации театральных союзов, президентом которой он был избран с первых дней ее основания. В 1991 году, когда перестала существовать страна под названием Союз Советских Социалистических Республик, прекратил и свое существование Союз театральных деятелей СССР. Возник Союз театральных деятелей России, который возглавил Михаил Александрович Ульянов, а вместо СТД СССР образовалась Международная конфедерация, во главе которой совершенно естественно встал Кирилл Лавров — один из самых авторитетных лидеров и один из лучших, известнейших артистов на всем пространстве бывшего Советского Союза.

«У меня осталась единственная общественная должность, — говорил Лавров в одном из интервью, — президента Международной конфедерации театральных союзов. После распада СССР бывший Союз театральных деятелей собрал из всех республик „первых лиц“ и сказал: „Ребята, произошли такие изменения — что будем делать дальше?“ Решили, что политика — политикой, а мы разбегаться не должны: у нас необходимость друг в друге существует точно та же, что и раньше. Тогда и создалась эта Международная конфедерация, в которую входит большинство бывших наших республик».

Его личной задачей стало объединить всех, сделать так, чтобы театры бывших союзных республик не чувствовали себя отброшенными за пределы возникших границ. Да, все они стали представлять теперь те страны, где находились и работали, но возникшее ощущение изоляции, когда прекратились декады национальных искусств, когда прервались гастроли в Москву и Ленинград, когда критики из России перестали видеть и обсуждать их новые спектакли — вызывало психологический и творческий дискомфорт.

Надо было в первую очередь соединить национальные театры стран СНГ и Балтии в некое творческое содружество — необходимы были встречи их руководителей и ведущих артистов, чтобы, по крайней мере, знать, что происходит, какие пьесы ставят, как пытаются обучать молодежь. И, конечно, соединительная, объединяющая роль России была здесь чрезвычайно важна. Тем более что показ спектаклей — пусть нерегулярный, пусть от случая к случаю — был возможен и нужен только здесь.

Можно объяснить это остаточными явлениями «советского менталитета», но нужно — причинами совсем иными: за десятилетия своего существования театры до такой степени привыкли к «творческим отчетам» в Москве, что теперь ощущали себя совершенно оторванными от «центра», от театральной Мекки.

Была еще серьезная проблема с русскими театрами, которые существовали в каждой республике. Их, к счастью, не закрывали, не уничтожали, но во многих странах стали относиться подчеркнуто равнодушно.