Я взглянула на портрет, изображавший совсем молодого человека. Надо сказать, портреты были написаны столь искусно, что казалось, люди на них вот-вот шевельнутся и заговорят.

– А это, – продолжал Люк, – Джон, который сто лет спустя выбрал для себя такую же смерть. Он бросился с северного балкона. Странно, правда? Но я думаю, он просто решил последовать примеру Люка.

Мне не хотелось обсуждать такую неприятную тему, поэтому я отошла от портрета и двинулась дальше по галерее. Остановившись возле дамы в шляпе с перьями в стиле Гейнсборо, я услышала за спиной голос Люка:

– Моя пра-пра-пра-прабабка. Я не совсем уверен в количестве «пра».

Я продолжила осмотр галереи.

– А вот это – твой свекор! – показал Люк.

С картины на меня глядел молодой сэр Мэтью; его ниспадающий мягкими складками галстук являл собой верх элегантности, так же как и зеленый бархатный сюртук; он был румян, большие глаза сверкали, – короче, я убедилась в справедливости своей догадки, что в молодости он был изрядным повесой. Рядом висел портрет женщины – надо полагать, его жены. Она поражала хрупкой красотой и выражением покорности на лице. Это была мать Габриеля, умершая вскоре после его рождения. Здесь был и портрет самого Габриеля – юного и прелестного.

– Ты тоже сюда попадешь, – сказал Люк – Как и остальные, ты станешь пленницей холста… И через двести лет новая владелица дома придет сюда, чтобы посмотреть на тебя.

Я вздрогнула, охваченная внезапным желанием сбежать от Люка, от этого дома, от разговоров о самоубийцах.

– Пятница уже заждался, – сказала я. – Пора его вывести. Было очень мило с твоей стороны все мне показать.

– Но я показал далеко не все! Еще столько интересного.

– С удовольствием посмотрю в следующий раз, – твердо заявила я.

Юноша наклонил голову.

– Если мне захочется продолжить нашу экскурсию, – пробормотал он.

Я заторопилась вниз по лестнице и на полпути оглянулась назад. Люк стоял в галерее, глядя на меня, – казалось, он сошел с одного из портретов и сейчас вернется на место.

Остаток дня я провела с Габриелем. Мы совершили верховую прогулку по пустоши и вернулись перед самым обедом. Вечер прошел точно так же, как предыдущий.

Перед сном, стоя на балконе и наслаждаясь великолепным видом, я сказала Габриелю, что еще не побывала на развалинах аббатства и непременно отправлюсь туда завтра.

На следующее утро Габриель снова уединился с отцом, я же позвала Пятницу и зашагала прямиком к аббатству.

Вид древних руин меня поразил. В солнечном свете камни поблескивали, словно инкрустированные бриллиантами. Огромная башня и примыкающая к ней стена сохранились в неприкосновенности, и, только подойдя совсем близко, я увидела, что крышей им служит небо. Аббатство расположилось в долине у реки, и я подумала, что оно было лучше защищено от непогоды, нежели Забавы. Я с интересом разглядывала высокую квадратную башню, мощные контрфорсы и неф, который, как и башня, почти не пострадал от времени, хотя и лишился крыши. Пожалуй, было бы интересно составить план аббатства и попробовать восстановить его хотя бы в воображении. Пятница возбужденно носился туда-сюда, словно разделяя мой восторг. Конечно, внутренние стены были разрушены, однако по их остаткам можно было догадаться, где размещались кухня, галерея, неф, трансепт и кельи монахов.

Ступать здесь приходилось осторожно, поскольку там и сям из земли торчали камни.