– Лиза-Лиза, – Китаец растянул губы в ленивой усмешке, – а вот ты не воздерживаешься от колких замечаний, выходящих за рамки субординации. Тебя пора отшлепать…
– Жду не дождусь, а ты все кормишь меня пустыми обещаниями. – Лиза хитро улыбнулась.
Китаец невозмутимо налил себе граммов пятьдесят коньяка и стал греть рюмку в ладонях.
– Я когда узнала, что японцы напиваются до чертиков, – не унималась сердобольная и строгая Лиза, – не поверила! Надо же, такой техничный и прагматичный народ, а тут… – она засмеялась, – каждую неделю закладывают почище наших дорогих россиян. Правда, их не по вытрезвителям, а по домам развозят.
– У нас уже давно нет вытрезвителей, Лиза… Прости, что напоминаю, – Китаец меланхолично поднес рюмку к губам. – За тебя…
Лиза насмешливо и недоверчиво взглянула на шефа. Он опорожнил рюмку в два глотка и поставил ее на стол.
– И потом, чему здесь удивляться? – продолжил он. – Чем задавленнее народ в быту, – я, конечно, имею в виду социальную жизнь – строгая регламентация, иерархия, интересы групп, – тем он более подвержен всякой заразе вроде разнузданного пьянства, мордобоя, террора в отношении своих близких, разного рода хулиганства и так далее… Устал перечислять. К тому же я не японец, Лиза. – Он выразительно посмотрел на свою секретаршу, вздумавшую читать ему мораль. – Будь так, давно уволил бы тебя. В Японии с этим строго. – Теперь он уже не скрывал своей насмешки, добродушной, но все-таки насмешки.
– Знаю, Танин. – Лиза осторожно отхлебнула кофе. – Японцы во всем подражали китайцам.
– Почти так же, как римляне – грекам, – подхватил Китаец, взявший в руки чашку с кофе.
– Наверное, это в тебе что-то вроде атавизма шевелится… – сощурила свои синие глаза Лиза.
– Что?
– Пренебрежение ко всему, что моложе Древнего Китая, – скаламбурила Лиза, – в том числе и ко мне. Но я тебе скажу… То, что касается женщин, здесь ты настоящий варвар. – Лиза горделиво вскинула подбородок.
– Пусть так. – Китаец зевнул.
Ему до смерти надоело вести с Лизой этот непродуктивный разговор. Он вообще удивлялся тому, что еще недавно горел к ней самой настоящей плотской страстью. Сейчас она казалась ему несмышленым ребенком, прозябающим в сумерках извинительного невежества относительно всего доподлинно китайского. Он тонко улыбнулся своему скепсису, приветствуя его словно избавление от прошлых безумств, безумств по-своему упоительных, хотя и невоплощенных.
Не успел он сделать еще один глоток, как послышались чьи-то быстрые шаги в приемной. Еще через секунду дверь кабинета распахнулась и на пороге возникла массивная, но энергичная фигура Бухмана.
– Привет, – с порога кинул он, вытирая лоб платком, – Ли Зи, – с озабоченным видом салютовал он Лизе, которая уже восторженно улыбалась. – У меня к тебе дело, – он вскинул глаза на Танина.
– Насколько я понимаю, серьезное… – Танин внимательно посмотрел на друга, – иначе ты бы так не вспотел… Тем более что на улице настоящая осень.
– Да, – слабо улыбнулся Бухман, – ты неплохой детектив, дело не просто серьезное, а еще и сложное.
Китаец показал Лизе глазами, что время их «милой» беседы тет-а-тет истекло. Лиза нахмурилась, встала и, еще раз ободряюще улыбнувшись Бухману, вышла из кабинета.
– Свари еще чашку, – крикнул ей вдогонку Китаец.
Дверь снова открылась, и Лиза с видом оскорбленного достоинства сказала в проем:
– Мог бы и не говорить. |