Наутро лодку с по‑прежнему бесчувственным Лудином обнаружили. Британский консул в Фучжоу взял миссионера под опеку и поселил в своем доме, пока он не восстановит силы. Когда Лудин немного оправился от потрясения, консул спросил, узнал ли он кого‑нибудь из налетчиков. Лудин ответил отрицательно. Все случилось так быстро, они все были в масках, он понятия не имеет, что произошло с Эльгстрандом.

Консул долго размышлял о том, почему Лудина оставили в живых. Китайские речные пираты редко оставляли свидетелей своих налетов. Однако на сей раз сделали загадочное исключение.

Консул немедля связался с городскими властями и выразил протест по поводу трагического инцидента. Мандарин решил принять меры. И сумел отследить разбойников до деревни к северо‑западу от реки. Правда, их там уже не было, поэтому мандарин наказал их родню. Всех обезглавили без суда и следствия, а деревню сожгли дотла.

Означенные события возымели драматические последствия для дальнейшей миссионерской деятельности. Лудин впал в глубокую депрессию и не решался покинуть британское консульство. Немало времени прошло, прежде чем он настолько окреп, что смог вернуться в Швецию. Лица, отвечавшие в Швеции за миссионерскую работу, приняли нелегкое решение до поры до времени не посылать миссионеров в Китай. Все знали, что случившееся с братом Эльгстрандом есть часть мученичества, вполне возможного для миссионеров, работающих в отдаленных краях. Если бы Лудин вновь стал работоспособен, дело обстояло бы иначе. Но человек, который только плакал и почти не выходил из дома, отнюдь не опора для продолжения деятельности.

Миссию закрыли. Девятнадцати обращенным китайцам предложили перебраться к немецкой или американской миссии на берегах Миньцзян.

Отчеты Эльгстранда о миссионерской работе отправили в архив, и никто ими не интересовался.

Через несколько лет после отъезда Лудина в Швецию разряженный китаец прибыл со своими слугами в Кантон. Это Сань вернулся в город, скрытно прожив некоторое время в Ухане.

По пути Сань делал остановку в Фучжоу. Слуги ждали на постоялом дворе, а он отправился на то место у реки, где похоронил брата и Ци. Зажег курительные палочки и долго сидел на живописном взгорке. Негромко разговаривал с мертвыми, рассказывал о теперешней своей жизни. Ответа не получал, но все равно не сомневался, что они его слышат.

В Кантоне Сань снял домик на окраине, далеко от имений иностранцев и от кварталов, населенных обычной китайской беднотой. Вел непритязательную, уединенную жизнь. Те, что спрашивали его слуг, кто он такой, слышали в ответ, что живет Сань на проценты и все свое время посвящает учению. Сань всегда вежливо здоровался с людьми, однако от близкого общения воздерживался.

Свет в его доме всегда горел допоздна. Он продолжал писать о том, что с ним случилось после самоубийства родителей. В заработке Сань не нуждался, поскольку денег в Эльгстрандовой сумке оказалось более чем достаточно для той жизни, какую он теперь вел.

При мысли, что это были деньги миссии, он испытывал огромное удовлетворение. Так он отомстил за то, что христиане долго его обманывали, норовили внушить, что есть справедливый Бог, для которого все люди равны.

Минуло много лет, прежде чем Сань завел себе новую женщину. Как‑то раз, когда, по обыкновению, он отправился в город, Сань заметил молодую девушку, которая шла по улице в сопровождении отца. Он пошел следом, узнал, где они живут, а потом поручил доверенному слуге навести справки об отце. Как выяснилось, тот был чиновником невысокого ранга и состоял при одном из городских мандаринов; Сань понял, что, с точки зрения отца девушки, будет вполне подходящим женихом. Он осторожно начал искать знакомства с ним, был представлен и пригласил его в один из лучших чайных домов Кантона. Немного погодя чиновник пригласил его к себе домой, и он впервые встретился с девушкой, которую звали Те. Он нашел ее приятной, а когда она перестала робеть, то оказалась еще и разумной.