|
Таково истинное событие: «чудесное схождение» противоположностей, которое обновляет целый мир, но не имеет видимых признаков и не оставляет следов, подобно «полёту птицы в воздухе». Чжуан-цзы обозначал его понятием хуа, которое относилось, как мы знаем, к микропеременам, недоступным чувственному восприятию, но улавливаемым духовным ведением в глубине внутреннего опыта. Недаром это понятие часто употреблялось в словосочетании «духовные перемены». Впрочем, не будем упускать из виду, что мельчайшее здесь сходится с величайшим: эта «предельно малая» («Дао-Дэ цзин») перемена равнозначна превращению всего мира, являет собой вселенскую катастрофу. Мир для Чжуан-цзы и есть неисчерпаемое разнообразие «переменчивых голосов» (хуо шэн), бесконечно тонкие модуляции нетематеризируемого трасцензуса: предельная конкретность как всеединство. Тот же термин «микроперемена» (хуо) употребляется в знаменитой притче о Чжуан-цзы и бабочке: однажды Чжуан-цзы увидел себя во сне бабочкой, а когда проснулся, не мог понять, то ли он — Чжуан-цзы, то ли — бабочка. Микропеременой в этом сюжете названа внезапная смена жизненного мира бабочки (которая «вольно порхает среди цветов в своё удовольствие») жизненным миром философа Чжуан-цзы, внезапно ощутившего необходимость понять, кто же он на самом деле. Это состояние экзистенциального изумления соответствует, помимо прочего, открытию внутренней трансценденции временности. Оно свидетельствует о невыразимом прозрении бытийной идентичности в самом опыте разрыва, «промелька» в существовании, трещины бытия, делающих возможным сознание. Недаром тому же Чжуан-цзы принадлежат слова о том, что мудрый постигает истину посредством «великого сомнения» (которое есть в своей глубине восхитительное прозрение), а в духовной традиции Китая закрепилась формула: «Малое сомнение — малое постижение. Великое сомнение — великое постижение».
В других памятниках времён Чжуан-цзы тоже можно встретить утверждение о том, что «мудрость — это знание микроперемен (хуо) времени». Классический комментатор «Чжуан-цзы» Го Сян (III век) развивает эту тему, вводя понятия «сокровенной перемены» или «единственной перемены», что можно понять и как «перемены единственного» (минхуо, духуа). «Единственность» в данном случае имеет отношение, надо полагать, к монадичес-кой природе мгновения как способа бытия или, точнее, осуществления («превращения») всеединства. Согласно Го Сяну, мудрый «приобщается (букв, «становится одним телом») с превращениями и всё проницает» посредством того, что «забывает и себя, и мир». Истина, таким образом, не открывается в неподвижности умозрения, а именно переживается в опыте временности, открытости мировым превращениям, где любой образ настоящего уже неадекватен действительности и само бытие существует «вне себя», в модусе зеркальности, будучи воспринимаемым лишь во взаимных проекциях прошлого и будущего. Это обстоятельство лишает бытие материальности, делает его «тенью» и, как следствие, придаёт ему эстетическое качество. Бытие и красота неотделимы друг от друга в китайской традиции. Го Сян (как и почти все китайские мыслители) в особенности подчёркивает, что ни одно явление мира не является продолжением другого. Из чего следует, что превращение в данном случае означает чистую, самоконституирующуюся временность. Другими словами, «единственная перемена» есть подлинное существование, которое укоренено в самом себе, пронизывает всю толщу времён, и это свойство экзистенциального времени побудило Мёрло-Понти назвать его «складкой бытия». Впрочем, выражение «единственная перемена» у Го Сяна есть не более чем парафраз формулы времени в «Книге Перемен»: «изменения во всепроницающем». |
