Влодзимирский: «На одном из полустанков нас встретил с двумя машинами Рапава. Мы вывезли трупы и, поместив их в одной из машин, отвезли на дорогу к обрыву у крутого поворота дороги. Затем шофер разогнал машину, на ходу выскочил, а машину с трупами повернул к обрыву, и она с ними свалилась под откос и разбилась. После этого мы уехали с места происшествия, а туда была вызвана автоинспекция и оформила все как автомобильную катастрофу. Это уже организовал без нас Рапава».

Бывший нарком госбезопасности Рапава, арестованный, тоже дал показания: «На шестом километре машину с трупами пустили под откос. И создали видимость, что пострадавших увезли в Тбилиси (чтобы по трупам не обнаружили, как они были убиты до этой катастрофы). К месту происшествия была вызвана автоинспекция, был оформлен соответствующий акт на автомобильную катастрофу. Ночью мы тайно похоронили Бовкун-Луганца и его жену на кладбище. Но на следующий день позвонил Берия и сказал, что надо организовать похороны с почестями. Видимо, он опасался, чтобы вокруг этой катастрофы не пошли нежелательные разговоры».

Надо понимать, Сталин остался недоволен. Если уж устроили такой спектакль, надо было довести его до конца. На следующую ночь чекисты вырыли трупы и устроили своим жертвам торжественные похороны с оркестром и цветами.

16 июля 1939 года «Правда» и «Известия» поместили информацию о похоронах убитого резидента:

«14 июля трудящиеся Тбилиси хоронили полпреда СССР в Китае тов. И. Т. Луганец-Орельского и его жену тов. Н. В. Луганец-Орельскую, безвременно погибших 8 июля при автомобильной катастрофе около Цхалтубо.

В большом зале Дома Красной армии установлен постамент, на котором покоятся тела погибших. Венки от коллегии Наркомата иностранных дел Союза ССР, ЦК и Тбилисского комитета КП(б) Грузии, СНК Грузинской ССР, Тбилисского горисполкома, от родных и знакомых…»

Родные были потрясены. Они не верили в версию об автокатастрофе. Последний из братьев Алексей Тимофеевич Бовкун, служивший в военной авиации, попросился на прием к наркому внутренних дел Берии. Его принял первый заместитель наркома комиссар госбезопасности 3-го ранга Всеволод Николаевич Меркулов.

Брат убитого резидента рассказал о своих подозрениях: версия о катастрофе слеплена так неумело, так неправдоподобно, что возникает предположение об убийстве.

— И кто же, по-вашему, мог это сделать? — хладнокровно поинтересовался Меркулов.

— Пособники японской разведки, — сказал младший Бовкун, понимая, что иной ответ приведет его самого в тюрьму.

Первый замнаркома посмотрел на него и сказал:

— Вы либо дурак, либо очень хитрый человек. Идите и больше никому не задавайте вопросов об этом деле.

Вопросов никто не задает до сих пор.

Бовкуна сменил старший майор госбезопасности Александр Семенович Панюшкин. В июле 1939 года его отправили в Китай — полпредом и одновременно главным резидентом внешней разведки (в раздробленной стране, частично оккупированной японскими войсками, работало несколько резидентур).

«Стройный, худой, подтянутый, с маленькими бегающими глазками и коротко подстриженными седеющими усами, — таким посол увидел Чан Кайши. — Его движения казались медленными, неторопливыми, однако первые минуты разговора показали, что передо мной хитрый восточный политик, умеющий превосходно скрывать свои подлинные чувства и мысли. В целом у нас сложились неплохие отношения. По крайней мере, внешне он старался казаться доброжелательным к нашей стране и ее представителям».

Между Москвой и Вашингтоном

В ноябре 1937 года в Китай вернулся представитель компартии в Коминтерне Ван Мин. Его избрали членом политбюро и председателем секретариата ЦК. В Москве его напутствовали: «Сейчас главное — война с японцами».