Девичий голос резко произнес:
– Эй, вы. Выходите ка оттуда! Все, что в руках, – бросить к чертям поганым, и руки вверх! Вы у меня на мушке.
Я не пошевелился.
Звонкий голос снова вонзился мне в уши:
– Слушайте, мистер, для ваших стройных ног у меня тут три раза по девять грамм, а если не поможет, то еще семь – для вашего брюха, и запасные обоймы – а перезаряжаю я быстро – опомниться не успеете. Выходите, нет?
– Брось игрушку! – заревел я на нее. – Или я сейчас вышибу ее у тебя из рук.
Голос мой звучал как чужой – какой то незнакомый мне хриплый бас.
– О, какой темпераментный джентльмен! – ее голос на мгновение дрогнул, но тотчас зазвенел по прежнему твердо. – Ну, выходите? Считаю до трех. Смотрите, какое я вам даю преимущество – у вас есть двенадцать толстых больших цилиндров, чтобы спрятаться, – а может, в ней все шестнадцать? Правда, ноги спрятать некуда, и им будет больно. Поврежденную щиколотку люди, случается, лечат годами и не всегда успешно...
Я выпрямился и взглянул прямо в ее фонарь.
– Угу. Я тоже слишком много разговариваю, когда трушу, – сказал я.
– Не двигаться! Не двигаться больше ни шагу! Вы кто?
– Говенный сыщик – то бишь, для вас – никуда не годный частный детектив. Но вам какая разница?
Я двинулся к ней вокруг машины. Она не выстрелила. В шести футах от нее я остановился.
– Стойте! Не подходите! – яростно выпалила она после того, как я остановился.
– Ну разумеется. А что это вы там разглядывали на спуске вашей вращающейся фарой?
– Там человек.
– Раненый?
– Боюсь, что мертвый, – ответила она просто. – Да вы сами, похоже, полумертвый.
– Меня стукнули по голове, – объяснил я. – После этого у меня всегда синяки под глазами.
– Милый юмор, – сказала она. – Как у служителя в морге.
– Давайте ка взглянем на него, – грубовато перебил я. – Можете идти за мной с вашим пугачом, если с ним вы чувствуете себя увереннее.
– Я и так чувствую себя уверенно как никогда, – сердито огрызнулась она и повернулась ко мне спиной.
Я обошел маленькую машину, на которой она приехала. Обыкновенный автомобильчик, чистенький, ухоженный, блестевший в слабом отсвете заходящего месяца. За спиной я услышал ее шаги, но не обратил на них никакого внимания. Поднявшись примерно до середины склона, я в нескольких футах от дороги заметил человеческую ногу.
Я посветил лежащему фонариком прямо в лицо, то же самое сделала и девушка, и я увидел его всего. Он лежал под кустом, распластавшись на спине, в той самой позе – «мешок тряпок», – которая не оставляет сомнений, означая всегда одно и то же.
Девушка молчала, держась поодаль от меня и тяжело дыша. Но фонарь она держала твердо, как закаленный ветеран отдела по расследованию убийств.
Одна рука покойника была отброшена в сторону и так и застыла со скрюченными пальцами в каком то хватательном жесте. Другая лежала под спиной, а пальто было перекручено так, словно труп сбросили сверху, и он катился до этого куста по склону. Густые белокурые волосы слиплись от глянцевито черневшей под луной, как сапожная вакса, крови, и на лице тоже была, смешанная с грязью и серой пылью, кровь. Шляпы его я не видел.
И вот тут то я чудом избежал своей пули. До самого последнего мгновения я и не вспоминал о лежащем у меня в кармане свертке с деньгами. А теперь эта мысль внезапно пронеслась у меня в мозгу и прямо таки ударила меня по лбу, так что я, не раздумывая, быстро сунул руку в карман. Со стороны это должно было выглядеть именно так, как выглядит быстрый рывок руки за пистолетом.
В кармане было пусто. |