— Конечно. — Скрипит старческий голос. Он долго молчит, глядя на её красивое лицо — так на мать похожа, его последний потомок. Дочь от женщины, которой уже несколько лет, нет в живых. И единственный из его потомков, кто взялся ухаживать, наотрез отказавшись от любой доли в наследстве, единственный из его прямых потомков, кто ещё жив.

Он вдруг перестаёт улыбаться, по щеке скатывается слеза — перед глазами проходит вереница лиц. Первая жена, первые дети, первые внуки. Он всех похоронил, а дальше все лица сливаются. Он не помнит их отдельно, дети внуков и все последующие родственники, словно одно большое размытое лицо, без каких-либо отличительных признаков. Толи стал слишком стар, толи никогда их и не помнил, взгляд сам собой соскальзывает с лица дочери. Старик замирает, мрачно глядя прямо перед собой.

— Давай я их уже закрою, а? — Сердито произносит она.

— Нет. — Он так резко говорит это, что девушка вздрагивает и тоже смотрит на две картины, подвешенные напротив кровати старика, почти под самый потолок. На одной — он сам. Ещё молодой, крепкий. Там изображён высокий, широкоплечий мужчина, взгляд коего полон мистической энергии. Он мускулист и силён, в его взгляде чувствуется сталь и безумная энергия.

Вторая картина, висит рядом. На ней изображено чудовище — серолицая фигура в чёрном рваном плаще. Глаза-угли, когти на руках и ногах. Оно опирается двумя ладонями на страшную косу, с лезвия которой капает кровь. Существо смотрит с надменной усмешкой и видно клыки…

— Я всё чаще вижу его во сне. — Вдруг произносит старик. — По нескольку раз. Он много говорит. Но я не могу вспомнить ни слова, когда просыпаюсь…

— Может всё-таки убрать эту жуткую картину?

— Нет, не нужно, — он судорожно сглатывает, — мне кажется, когда я умру, он будет ждать меня там.

— Глупости. — Отмахивается девушка. — Там нет ничего такого. А если есть, ты в Рай попадёшь.

— Хех… — Он улыбается, с грустью, но всё же не пытается переубедить её. Не зачем ей знать всего. Девочке всего тридцать, она видела только последние годы его жизни. Она не знает, каким он был когда-то и как пришёл ко всему этому, к дворцу, к славе, к известности…

Какой-то шум за дверью, вдруг она открывается, и перепуганный охранник вбегает внутрь.

— Мы не смогли их сдержать, простите!

А следом вламывается кучка журналистов, за их спинами мрачные охранники — они бы легко вышвырнули всю эту толпу, но приказа ломать носи и вытаскивать их за шкирки, не было. А по-другому эта свора ничего понимать не умеет и не желает.

— Вы совсем обнаглели??? — Буквально рычит дочь старика, гневно стискивая кулачки.

— Не нужно. — Сухая ладонь ложится на плечо девушки. Она замолкает, лишь злобно смотрит на беспардонных журналистов, среди коих не только представители России. Есть двое из автономной республики Украина, четверо из республики Белая Русь и даже один из Европейского Союза. Их тут целая куча. Охранники напряжённо смотрят поверх голов, ожидая одного приказа старика, что бы выбросить всех гостей на улицу, с предельной жестокостью и грубостью. Этим ребятам не привыкать, они знают, как это делается. Но он отрицательно качает головой.

За последними журналистами закрывается дверь, теперь они все внутри.

Старик приподнимается на подушке и вскидывает руку. Толпа замолкает и тут же ощетинивается микрофонами на штативах. Они обращаются в слух.

— Господа. — Скрипит старческий голос.