Добродушный крестьянин только рот разинул, но ничего не возразил, а доктор болезненно поморщился, нахмурился и поспешил увлечь своего неприятного и во многих отношениях неудобного шурина к гостинице госпожи Тентальон, где все же было меньше посторонних слушателей, а те, что там были, уже знали о постигшем его несчастье.

– Смотри! – вдруг крикнул Казимир. – Вон твой конюх пробирается со своими пожитками… Ан, нет! Он их тащит в гостиницу!

Действительно, Жан-Мари перебирался через покрытую снегом улицу к гостинице, спотыкаясь и чуть не падая под тяжестью большущей корзины. Вдруг доктор остановился как вкопанный, и в душе его зародилась безумная надежда.

– Что это он тащит? – промолвил он. – Надо пойти посмотреть. – И он ускорил шаги.

– Что? Ну, разумеется, свои пожитки! Видно, немало он прикопил и припрятал всякого добра, живя у тебя, – ядовито заметил Казимир, – и благодаря его коммерческому воображению его дела, надо думать, обстоят недурно.

– Я что-то очень давно не видел этой большой корзины, – как бы про себя сказал доктор.

– Да и теперь недолго полюбуешься на нее, – засмеялся Казимир, – если только мы не вмешаемся в это дело. Что касается меня, то я положительно настаиваю на обыске! Надо же знать, чего он туда наложил!

– И без обыска узнаешь! – с рыданием в голосе воскликнул Депрэ, и, кинув на Казимира торжествующий, влажный от слез взгляд, он бросился бежать.

– Кой черт! Что с ним такое делается? Понять не могу! – пробормотал Казимир, и в следующий момент, подстрекаемый любопытством, по примеру доктора он тоже пустился бежать.

Громадная корзина была так велика и так тяжела, а Жан-Мари такой маленький, слабенький и истощенный, что ему потребовалось очень много времени, чтобы втащить свою ношу наверх, в комнату, занимаемую Депрэ. Он едва только успел опустить ее на пол и поставить перед Анастази, как прибежал доктор и следом за ним Казимир. И корзина, и мальчик были в самом плачевном виде; первая потому, что пробыла целых четыре месяца зарытая в пещере, что на дороге в Ашер, а последний потому, что бегом пробежал целых пять миль на своих слабых ножонках, не переводя духа, и половину этого расстояния под непосильной ношей.

– Жан-Мари! – воскликнул доктор блаженным голосом, в котором звучали истерические нотки. – Неужели это?.. Неужели это?.. О сын мой! Сын мой!.. – И, опустившись на корзину, он заплакал, всхлипывая, как ребенок.

– Ведь теперь вы не переедете в Париж? – робко спросил мальчик.

– Казимир! – громко сказал Депрэ, подняв на шурина свое мокрое от слез лицо. – Видишь ты теперь этого мальчика? Этого ангела?! И он вор?! Да, он отнял сокровища у человека, обезумевшего, потерявшего голову и рассудок и не способного разумно распорядиться ими; но он приносит их обратно и отдает их мне, когда я протрезвился от угара и когда я действительно нуждаюсь в них. Вот, Казимир, плоды моего воспитания! Этот момент вознаградил меня за все!

– Нда-а… – протянул Казимир.