— При чем тут сигареты? — не поняла Чижикова.

— А ко мне озарение приходит аккурат после третьей пачки. Не знаю уж почему.

…И вот майор Гвоздь лег на диван и, пуская к потолку кольца дыма, начал ждать прихода озарения. На исходе первого часа дверь кабинета распахнулась.

— Жора!

— Я!

— Быстренько найди книгу «Мифы и легенды Петербурга»!

— Слушаюсь! — козырнул Кипятков.

Книга была доставлена.

На исходе второго часа дверь снова распахнулась.

— Жора!

— Я!

— Мигом разыщи «Санкт-Петербургские ведомости» за 1886 год.

— Есть! — козырнул Кипятков.

Ведомости тоже были доставлены.

На исходе третьего часа дверь опять распахнулась.

— Что прикажете, товарищ майор?! — вскочил со стула капитан.

— Ничего, Жора… Входите, орлы.

Чижикова, Рыжикова и Кипятков вошли в кабинет. Дым здесь стоял коромыслом, прямо хоть топор вешай. Обе Юльки закашлялись. Кипятков распахнул окно, впуская струю свежего воздуха.

— Ну что ж, орлы, — приступил к обстоятельному рассказу Гвоздь, — закурил я, значит, сигарету и прикинул. Информации по этому делу столько набралось, что даже непонятно, о чем сперва и думать. И я стал думать обо всем сразу. Думал — курил, курил — думал… И когда выкурил первую пачку — пришел к первому выводу: в этой криминально-мистической истории мотивы поведения всех действующих лиц более-менее ясны. Кроме мотивов одного лица. Какого?.. — Майор сделал паузу.

— А какого? — не догадались ни девчонки, ни капитан.

— Кочегара Уголькова! Вообще неясно, почему он все время возникал в наведенке со сгущенкой и в мыслях Алисы. Я распечатал вторую пачку, закурил и начал думать исключительно об Уголькове. Тут-то я и вспомнил одну книжку, которую читал в детстве. Называлась она: «Мифы и легенды Петербурга». В ней имелась легенда и о кочегаре Уголькове. Вкратце легенда такова: «Жил когда-то в Петербурге некий Угольков. Он работал кочегаром в крематории. У Уголькова была дочка, которую он безумно любил. Дочка заболела неизлечимой болезнью. Кочегар впал в отчаяние. Случайно ему стало известно древнее колдовское поверье: если сжечь сто девочек от семи до семнадцати лет, то исполнится любое твое желание. И Угольков начал заманивать к себе в крематорий девочек и сжигать их в кремационной печи, чтобы исполнилось его заветное желание, и любимая дочка выздоровела…»

— Кошм-а-ар, — заахали и заохали девчонки. — У-у-жас…

— Да это же легенда, девчата, — напомнил им Гвоздь. — На самом деле ничего подобного не было.

— А что было на самом деле, товарищ майор? — поинтересовался Кипятков.

— Об этом и написано в «Санкт-Петербургских ведомостях» за 1886 год. Кстати, Жора, — прервался майор, — объявляю тебе благодарность за быстрый розыск материалов.

— Служу Службе безопасности! — вытянулся в струнку капитан.

— Так вот, — вернулся к рассказу Гвоздь, — в июльском номере «Ведомостей» была напечатана заметка под названием: «Куклы спасают жизнь». Речь в ней шла об Уголькове, только не о кочегаре, а об истопнике. Вспомнил я это, докуривая последнюю сигарету из второй пачки. А увидел я впервые эту заметочку, когда мне было лет десять. Я тогда нашел на помойке подшивку «Санкт-Петербургских ведомостей» за 1886 год.