Вот так: «прервался»! Совершенно случайно, из-за смерти царя. А мог бы, стало быть, и не прерваться. И русские казаки дошли бы до Гималаев, взяли бы их и свалились, как снег с вершин, на головы ничего не подозревавших индусов и англичан. И конечно же (как можно сомневаться!) захватили бы Индию.

Подумаешь, какая-то Индия!

Так что разговоры Отрошенко о «казачьем Неаполе» не случайны. В Новочеркасской библиотеке, доме бывшего казачьего собрания, на стене гипсовая лепнина. Марс и Диана. У Марса на щите первый казачий герб: «елень (олень — П. Б.) пораженный стрелой», символ уязвленной свободы. За спиной Дианы не лук со стрелами. Казачьи шашки.

Вот же элитарный народ! — подумал я. Не то что мы, лапти, волжские мужички, создавшие «песню, подобную стону». И как-то не верится, что все мы в общем-то один народ — такие разные, такие бесконечно разные…

2000

Олег Павлов: Большой и маленький

Дело Матюшиных

На совещании молодых писателей, проходившем под Ярославлем в январе 1996 года (тогда же началась русско-чеченская война), пожалуй, самой колоритной фигурой был самый молодой из руководителей семинаров — прозаик Олег Павлов. Он недавно прогремел своей повестью «Казенная сказка», чуть было не получившей премию Букера (премия досталась роману Георгия Владимова «Генерал и его армия», но все понимали, что единственным реальным соперником всемирно известного писателя был именно молодой дебютант).

Павлов физически очень большой. Даже огромный. Вообразите русского медведя, который вдруг стал финалистом Букера. Поворачиваться ему тяжело, много говорить лень и вообще хочется назад, в теплую берлогу. А кругом горят «Юпитеры», и девушки пристают с микрофоном.

— Что такое в вашем представлении Русский Писатель?

— Русский писатель… м-да… Русский Писатель это непросто… м-да…

Павлов — странная фигура. Он хорошо знает Москву, в которой родился, и карагандинские уголовные лагеря, где служил охранником. Но он, например, никогда не видел Оки и Волги, до которых, как ему кажется, от Москвы ехать ужасно далеко, целых два часа на электричке. Когда мы были на экскурсии в Ярославле, Павлов пошел смотреть Волгу. Разумеется, я отправился вместе с ним. Выросшему на Волге, мне было интересно, что скажет о моей родной реке Русский Писатель.

— Волга… м-да… Широкая… м-да… И душа наша русская широкая… м-да… И проза наша широкая… м-да…

Павлов развел руками, что показать, какая она, наша проза, и я понял, что она действительно широкая… м-да!

Я прочитал в «Общей газете» суждение о новом романе Олега Павлова «Дело Матюшина»: «дрянь, рвань и пьянь Олега Павлова». Его и раньше обвиняли в недостатке романтизма, светлого взгляда на мир и людей. И наконец, я прочел отзыв критика Андрея Василевского где два раза прозвучали слова: «Ужасы армейской жизни… Ужасы армейской жизни…»

Наша критика всегда предпочитала скользить по наезженной колее, а не тропить свои лыжни, даже, положим, и не согласуясь с авторской волей. Новая вещь Олега Павлова помещена в тот контекст, где работать с ней наиболее просто: в контекст прозы Габышева, Каледина и отчасти Терехова (соответственно: «Одлян, или Воздух свободы», «Стройбат» и «Зяма»).