Проторенным путем, через проем в воротах, я проник на территорию института. Интересная деталь: на этот раз, особенно после всего пережитого, институт показался мне если не родным домом, то, во всяком случае, хорошо знакомым двором, где я чувствовал себя хозяином и был готов сделать заикой кого угодно.

Я шел прямо в сторону домика, в котором светилось окно, вовсе не собираясь прятаться, вставать на цыпочки и задерживать дыхание. Я чувствовал в себе силу и уверенность.

Миновав главный корпус, я вышел к пруду. Туман, в самом деле, быстро рассеивался, и на черной поверхности пруда отразились первые звезды. Я стал обходить пруд по самой кромке, но мокрый пляжный песок вскоре сменился гнилой заводью, и мне пришлось пойти в обратную сторону. Все это время я старался не спускать глаз с домика, опутанного лестницей. Ни света в окне, ни самого окна я не видел. Либо Белоносов уже лег спать и погасил свечу, либо окно было зашторено так, что увидеть свет можно было только с высоты.

Путь до домика занял у меня намного больше времени, чем казалось, когда я смотрел на него сверху. Институт оттяпал себе приличный кусок земли, благо что здесь, в предгорье, ее было предостаточно. Обойдя пруд, я поднялся на пригорок, утыканный вентиляционными трубами, которые красноречиво говорили о том, что подо мной скрыты какие-то подвалы или бункеры. Петляя меж железных сфинксов, я наконец приблизился к домику с лестницей.

Мне трудно было судить о том, чем служила эта постройка в недалеком прошлом. Может быть, это был центральный диспетчерский пункт или же наблюдательный пост охраны. Я обошел дом по периметру. На первом этаже не было ни окон, ни дверей – сплошной кирпич. Почти под самой крышей с трудом угадывались оконные проемы. Их было несколько, причем больше половины были наглухо закрыты листовым железом. В остальных сохранились стекла, но даже слабого отблеска света я не заметил.

Тем лучше. Пусть Белоносов поспит еще немного, пока я буду подниматься по лестнице.

Лестница, сваренная из кусков ребристой арматуры, предательски скрипнула, едва я поставил ногу на первую ступеньку. Причем скрипнула довольно громко. Пришлось замереть и прислушаться. Тихо. Я сделал второй, затем третий шаг… Лестница вибрировала подо мной, будто была закреплена на пружинах. Я плюнул, решив подниматься не таясь, как к себе домой. На угловом переходе лист железа прогнулся под моей тяжестью, а когда я сошел с него, хлопнул с громкостью артиллерийского орудия. Черт подери, но Белоносов не случайно выбрал в качестве своего укрытия этот дом с такой гремучей лестницей! Лучшей сигнализации для непрошеного гостя и не придумаешь! За те три минуты, пока я поднимался, он мог успеть зарядить дюжину пистолетов и выдернуть чеку у двух десятков гранат или, на худший случай, спрятаться в какой-нибудь щели, словно таракан.

Я поднялся на самый верх и остановился у металлической двери. Стучаться было смешно и нелепо, поэтому я просто толкнул дверь ногой. Она распахнулась, скрипя пружиной, и в это же мгновение я почувствовал, как меня прошибло потом.

Я был готов увидеть свет, и все же вид горящей газовой лампы, висящей под потолком, слегка приструнил меня. Я стоял на пороге человеческого жилища, точнее, убежища; и этого человека я еще не знал, и он еще не знал меня; но он был сродни загнанному в западню зверю, и потому от него можно было ждать совершенно непредвиденных действий.

Уже без былой решительности я перешагнул порог. Дверь захлопнулась за моей спиной, словно ловушка. Я находился на чужой территории и ждал, когда мне будут навязаны новые правила игры. Но комната была пуста. И тишину не нарушил ни грозный вопрос, ни предостерегающий окрик, ни лязг оружейного затвора.

Некоторое время я неподвижно стоял посреди сумрачной комнаты.