Это самый прекрасный комплимент, который я когда-либо получала. Возможно, до сих пор.
Она засмеялась.
– У тебя была привычка, – припомнил он, – ловить рыбу и отпускать ее назад. Будто девчонка.
– Я и есть девочка, – ответила она и их взгляды встретились.
Он почувствовал возвращение той неловкости, которую ощутил, когда снимал ее с лошади и ее тело, опускаясь, скользнуло вдоль его. Ему стало жарко, дыхание перехватило.
И это из-за нескладной девчонки, которая задирала нос, когда видела его в церкви.
Ее левая щека, та, которую он мог видеть, вдруг залилась румянцем. Возможно, она тоже вдруг ощутила неловкость.
– А я влезу на вершину дерева быстрее тебя, – вдруг заявила она.
– Это ребячество, – бросил он.
Но она вскочила и понеслась к дубу. Подбежав к нему, стала быстро взбираться. Перед ним мелькнули тонкие ножки, обутые в сапожки для верховой езды, и краешек белой юбки из-под амазонки.
С минуту он наблюдал за ней. Он надеялся, что она не застрянет на полпути или, хуже того, наверху. Он надеялся, что она не станет взывать о спасении.
Но он знал, что взывать она не будет.
Она спасет себя сама. Он чувствовал, что в этом она ничуть не изменилась.
Он презирал себя за то, что по-прежнему неравнодушен к ней.
Как зубоскалили бы над ним его приятели!
Он последовал за ней.
Какое-то время они молча карабкались, пока она не начала смеяться, звонким, неудержимым смехом. Он тоже засмеялся, и выбрал другой путь к вершине, чтобы догнать и перехватить ее. Они встретились намного выше ветвей, где играли, когда были маленькими. Она непринужденно уселась на развилку между стволом и веткой, растущей слегка вверх. Он стоял на другой ветви сбоку от нее, обхватив ствол рукой. Их окружала густая зелень. За нею кое-где проглядывала синева неба и ее синий отсвет в реке под ними.
– Боишься? – спросила она.
– Нет.
– Лгунишка!
– А ты? – спросил он.
– Нет.
– Лгунишка!
Оба глупо фыркнули, и он принялся осторожно опускаться, пока не сел боком на свою ветку. Их плечи почти соприкасались.
– И как мы собираемся слезать? – спросила она и снова рассмеялась.
– Возможно, нам придется провести здесь остаток нашей жизни, – заключил он.
– Надеюсь, что нет, – заметила она. – Если я не вернусь в течение часа, один грум в наших конюшнях будет очень беспокоиться. Он должен был ехать позади меня, но я убедила его, что в этом нет необходимости, так как обещала не покидать пределов парка. Я думаю, он хочет верить, что эта идея исходит от моего отца, но подозревает, что это не так.
Он повернул голову и посмотрел на ее профиль. У нее все еще было лицо ребенка. Хотя не совсем. Она уже не походила на маленькую девочку с пухлыми щечками, с которой он когда-то играл. Она обещала стать красавицей, когда немного подрастет и когда у нее появятся груди, бедра и все прочие полагающиеся округлости. Возможно, она выйдет замуж за герцога, маркиза или за графа. Возможно, даже за принца.
Иногда его бесил тот факт, что он не принадлежал ее классу и никогда не будет ему принадлежать, несмотря на все свое образование и все деньги своего отца.
Впрочем, ему не очень и хотелось, чтобы она вышла за него.
Она повернула к нему голову и перехватила его изучающий взгляд.
Она улыбнулась.
– Реджи, расскажи мне о своей школе. Расскажи мне о себе. У меня куча кузенов, друзей и знакомых. Но я никогда не забывала тебя.
Его поразило то, что она может с такой легкостью раскрыть себя, дать повод быть отвергнутой и презираемой. Он никогда бы не смог сказать ей такое, даже если бы это было правдой. |