– Увы! – Гость развел руками. – К сожалению, ускорить все это не в наших с вами силах. Но я могу сделать вам выгодное предложение, которое немного скрасит это вынужденное ожидание.

И незнакомец сообщил Славику, что зовут его Казимир Болеславович, что он – владелец антикварного магазина и охотно приобрел бы кое-какие вещички покойной тетушки. При этом Паук дал Славику понять, что он не преследует никаких корыстных целей, а занят единственно благотворительностью – старается сохранить для потомков культурное достояние страны.

– Уж будто! – пробормотал недоверчивый Славик. – Вы же не музей содержите, а магазин! Стало быть, продаете все эти вещички – с выгодой для себя!

– Какая там выгода! – жалостно вздохнул Казимир Болеславович. – Дай бог свое вернуть! Для меня главное – чтобы старинные вещи попали в хорошие руки! Ведь если человек заплатит за вещь большие деньги, он и обращаться с ней будет соответственно!

– Короче, – перебил антиквара Славик. – Что вы мне хотите предложить?

– Я хочу, чтобы вы прямо сейчас, не дожидаясь вступления в права наследства, продали мне кое-что из теткиного имущества. Вот, скажем, эту горку, и шкафчик, и клавесин, и вот этот ломберный столик… ну, и еще кое-что, по мелочи.

– А у меня потом не будет неприятностей?

– Если мы поспешим и сделаем все до того, как обстановку квартиры опишут, – никаких неприятностей, я вам гарантирую! У меня, вы же понимаете, есть связи… если что – я смогу решить все вопросы.

– И сколько же вы мне хотите предложить?

– Ну… допустим, за все сразу – пять тысяч… уверяю вас – это щедрое предложение!

– Сколько?! – Славик вылупился на антиквара. – Но это просто несерьезно! Пять тысяч? Не смешите мои кроссовки! Пять тысяч… а пять тысяч – чего?

– Так и быть, евро… и не надо так кипятиться. Вы можете поискать другого покупателя, но в таком случае упустите момент, и вам придется ждать полгода. И к тому же платить налог по максимальной ставке, как наследнику третьей степени. А я предлагаю вам живые деньги, причем – немедленно!

Паук вытащил из кармана толстую пачку купюр и пошуршал ими перед носом Славика.

– Десять тысяч! – ответил тот, не сводя взгляда с купюр.

– Ну ладно, так и быть! Я даю шесть тысяч – но это мое последнее слово!

И Казимир Болеславович добавил к своей пачке еще одну стопочку, потоньше.

Славик не сомневался, что антиквар хочет его надуть.

Во-первых, племянник покойной Амалии Антоновны вырос в глубоком внутреннем убеждении, что все люди на свете только одним и заняты – думают, как бы надуть, объегорить, перехитрить друг друга. Потому, полагал он, так много в нашем языке слов и выражений соответствующего значения – обмишулить и объегорить, кинуть и обштопать, напарить, обставить, облапошить, объехать на кривой козе…

В особенности же все эти нехорошие люди озабочены тем, чтобы обмануть именно его, Славика. Почему уж все вокруг так плохо к нему настроены – он не знал, но подозревал, что причина этой общей нелюбви заключается в его, Славика, удивительных моральных достоинствах, в его золотом сердце и природной доверчивости.

Во-вторых, сам по себе антиквар выглядел очень подозрительно и жуликовато – с этими его запавшими щеками, глубоко посаженными темными глазами и цепкими, хваткими паучьими лапами, крепко сцепленными на серебряном набалдашнике палки.

Итак, Славик не сомневался, что антиквар хочет его надуть – но в то же время деньги в руках Пауцкого манили Славика, гипнотизировали его, притягивали как могучий магнит…

Короче, в душе безутешного племянника боролись два одинаково сильных чувства – алчность и подозрительность.