Клеопатра оглянулась и увидела своего двоюродного брата Архимеда, который восседал на спине черной лошади. Сбруя животного была двух цветов — алого и золотого, что указывало на принадлежность всадника к царской родне.

— Братик! Неужели ты стал родичем отца? Или ты просто украл эту лошадь? — спросила девочка, надеясь, что юноша не заметил ее кривляний.

— Сегодня утром к нам пришел посланник и сказал, что с этого дня я призван в царскую семью!

— Ты всегда нравился отцу, — улыбнулась Клеопатра.

Мать Архимеда была двоюродной сестрой Авлета, отец же был неизвестен. Царь всегда принимал близко к сердцу судьбы незаконнорожденных. Иногда Клеопатра рисовала себе в мечтах, что Архимед — ее сводный брат по отцу. Девочке очень нравился миловидный паренек, а будь он ее братом, они могли бы когда-нибудь пожениться.

— Скажи мне, что происходит в голове колонны? Мне отсюда не видно, — попросила царевна.

— Чудеса и ужас, сестренка. Воины наряжены сатирами в плащи алого и пурпурного цвета и увиты лозами. На ногах у них белые сандалии, и дамы судачат, что к концу дня они станут серыми. А ведет их красавец-военачальник, слишком молодой для этой должности. По мнению дам, ему определенно кто-то покровительствует.

— Откуда ты знаешь, что думают дамы, братец?

— Потому что Архимед всегда стремится туда, где дамы, — ответил юноша.

— Да ну их. Что происходит в начале процессии?

— Сатиры и менады, общим числом шесть сотен, несут священные реликвии, — продолжал Архимед развлекать двоюродную сестру. — Восхитительно! Сатиры перемазаны лиловой краской, а в волосах у них — грязь и листья, они ведь должны выглядеть дикими. Брадобреи остались без работы.

— А еще? Еще?

— Головы украшены козлиными ушами, а зады — хвостами. Ослы вырядились ослами. Эти ребята серьезно играют роль свиты Диониса. Они уже успели хорошо приложиться к вину и гоняются за менадами, которых трезвыми тоже не назовешь. Предсказываю: к полудню начнутся безобразия.

— Как я хочу это увидеть! — воскликнула разгоряченная Клеопатра. — Хочу! Хочу!

— Желание дамы — закон для воина, — произнес Архимед.

Он склонился с седла и протянул девочке руку, приглашая забраться на его лошадь. Клеопатра оглянулась, ища взглядом Хармиону, но увидела, что наставница оживленно болтает с одной из придворных дам. Всадник посадил царевну перед собой и тронул коня. Девочка вцепилась в лошадиную гриву и взволнованно завертела головой по сторонам, не обращая внимания на задравшийся подол своего платья.

— Ах, если бы у меня было много глаз, чтобы увидеть все-все! — воскликнула Клеопатра.

Чем больше подробностей этого праздника она старалась запечатлеть в памяти, тем больше новых картин разворачивалось вокруг — впереди, по сторонам, сзади. Архимед прикипел взглядом к трем высоким девушкам, нагим до пояса. У них на шеях блестели золотые ожерелья, спускающиеся в ложбинку между грудями. Девушки стояли перед колонной мускулистых молодых женщин с золочеными крыльями, которые символизировали Нику, богиню победы.

— Видишь тех трех красоток впереди? — спросила Клеопатра, неучтиво показывая пальцем на девушек. — Это наложницы моего отца.

— Хорошо быть царем, — вздохнул Архимед, не отрывая глаз от рыжеволосой девушки, что стояла посередине. Она перебросила волосы за спину, отчего ее левая грудь волнующе приподнялась. Рыжие кудри затрепетали на ветру, словно пышная осенняя крона юного деревца.

— О, они яростно сражались за честь возглавлять шествие богинь победы, и под конец отец сдался и разрешил это всем трем.