Древнеримский историк считал именно голос и умение вести беседу главными секретами очарования Клеопатры. "Ее прелесть не была столь совершенной и несравненной, чтобы сражать мужчин с первого взгляда", но при этом "тот, кто оказывался рядом с царицей и вступал с ней в беседу, уже не мог противостоять ее чарам". И в общем Плутарх придерживался мнения, что Клеопатра сразу же ловко очаровала и полностью подчинила себе сурового римского воина. "По мнению Плутарха, неукротимый воин оказался беспомощным перед чарами двадцатилетней девчонки, — иронизирует Шифф. — Беднягу в два счета обвели вокруг пальца: Аполлодор пришел, Цезарь увидел, Клеопатра победила".

Дион Кассий создавал свои исторические труды позже, чем Плутарх, и придерживался того же мнения: молодая властительница обладала такой способностью очаровывать мужчин, что Цезарь мгновенно превратился в ее покорного раба, едва "увидев ее и услышав ее слова". Хотя Дион не преминул заметить, что для этого особых усилий не требовалось — слишком уж римский победитель любил женщин. Именно Диону принадлежит версия о Клеопатре, явившейся из мешка "во всем блеске царственного величия, сдержанной и смиренной".

Но на самом деле в этой истории хватало и иных побуждений кроме сексуальных. А Цезарь ясно представлял, каково приходится беглецу, — он и сам в юности был таким. "Вышло так, что совершенно естественное решение защитить Клеопатру определило дальнейшую судьбу полководца, — резюмирует Стейси Шифф. — Когда они встретились, Клеопатра боролась за жизнь; вскоре им пришлось бороться уже вдвоем. Всего через несколько месяцев Цезарю предстояло столкнуться с по-настоящему достойным противником, узнать все прелести тотальной войны и оказаться осажденным в чужом городе войском, вдвое превосходящим его собственные силы".

При всем этом вряд ли будет оправданным говорить об отношениях Цезаря и Клеопатры как о любви в романтическом понимании — всепоглощающей страсти, полностью определяющей каждый поступок и каждую