Я пришла в восторг:
– Ты меня узнала!
– Браслет… – чуть слышно сказала Зина, – тот… на руке… где он?
Я повернулась к медсестре.
– Она бредит?
Аня подошла к кровати.
– Зиночка, лежи спокойно.
– Степе… дай, – прохрипела больная, – мой… я… рука…
– Браслетик? – уточнила Аня.
– Да… – выдохнула Зина.
Анечка быстро вышла из палаты в коридор. Я наклонилась над больной, ощутила резкий запах лекарств и спросила:
– Удобно без подушки?
Зина прикрыла глаза.
– Тебе плохо? – испугалась я. – Сейчас доктора позову.
– Нет! – донеслось из бинтов. – Где… мой…
– Я тут, – громко сказала медсестра, возвращаясь и подходя к кровати.
– Дай ей, – четко произнесла Зинаида, вновь открыв глаза.
Анечка протянула мне серебряный браслет с брелоками, я машинально взяла его.
– Спрячь. Никому ни слова. Никому. Никогда! – зашептала Зина. – Секрет. Тайна. Карелия… Карелию… Ирине Марковне нельзя знать. Я тебе верю. Поклянись.
Аня толкнула меня в бок.
– Живо делай, что она просит!
– Может, Зина сначала объяснит, что с этим браслетом делать? – растерянно спросила я.
– Времени нет! – буркнула Аня. – Не нервируй ее. У тебя всего пара минут. Ну!
– Клянись, – еле слышно прошептала Зина, – спрячу… Ире нет… нет Ире… никогда Ире. Карелия. Карелия. На руку надень… сейчас… Карелия.
Медсестра ущипнула меня, и я послушно сказала:
– Даю самое честное слово, что спрячу браслет до твоего выздоровления и никому о нем не сообщу.
– Ире… Ире… нет… Ире никогда… никогда… Нельзя ей знать! Ключи… ключи… возьми…
– Даже твоей родной тете Ирине Марковне не скажу, – дополнила я свое обещание.
– Поклянись личным счастьем, – чуть окрепшим голосом потребовала Зинаида. – Скажи: обману – Бог накажет…
Меня охватили сомнения. Я уважительно отношусь к священникам. Если приходится по какой‑то причине заглянуть в церковь, я всегда повязываю платок на голову. И не пойду туда в брюках, то есть постараюсь соблюсти принятые правила. Но истинной веры в Бога у меня нет, я атеистка.
Аня лягнула меня по ноге.
– Не тормози!
Но мне почему‑то не хотелось произносить слова клятвы именно так, как требовала Зинаида. Никакого боженьки на небесах нет, но вдруг, если я сейчас скажу…
– Ты сволочь, да? – свистящим шепотом спросила Аня, глядя на меня страшными глазами. – Говори живо!
Я откашлялась.
– Клянусь своим счастьем, что никому, включая Ирину Клюеву, не проговорюсь о полученном браслете. Верну его только тебе, когда ты поправишься. Пусть меня Бог накажет, если я вру. Зиночка, ты, пожалуйста, не волнуйся!
– На руку его надень и всегда носи, – неожиданно четко и громко потребовала Зина. Затем ее речь снова стала прерывистой: – Только Карелия. Карелия… Помни о клятве… Никогда тебе счастья не будет, если Ире скажешь! Одна Карелия, моя Карелия…
Я сняла со своей руки собственный браслет в виде цепочки с разными висюльками, нацепила Зинин, очень похожий на мой, но явно более дорогой, и сказала:
– Вот, смотри. Твой точь‑в‑точь, как мой, никто не догадается, что у меня твоя вещь. |