Изменить размер шрифта - +
А темно-каштановые волосы, по которым продолжает медленно ползти седина, растрепались сильней обычного, спутались от корней до самых кончиков. Я поспешно заплетаю их, разбирая сбившиеся пряди.

Никакое количество шелка не скроет перемен. Но это неважно. Мне не придется наряжаться, если всё пойдет по плану.

От следующего этапа подготовки у меня начинает биться сердце. Я изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие, по крайней мере под взглядами видеокамер. Они не знают, что я намереваюсь сделать. Не факт, что мне это удастся. И даже если я сумею одурачить стражу, есть еще одно огромное препятствие.

Я могу погибнуть.

Мэйвен не поместил камеру в ванной. Не для того чтобы защитить мою стыдливость, а чисто из ревности. Я достаточно хорошо его знаю – и понимаю, что он никому не позволит увидеть мое тело. Подтверждение тому – дополнительная тяжесть Молчаливых камней, вделанных в стены. У охранников не будет повода последовать за мной сюда. Сердце неровно бьется в груди, но я все-таки захожу. Выбора нет.

Душ шипит и испускает пар – обжигающе горячий, если включить на полную мощность. Если бы не Молчаливые камни, я бы целыми днями наслаждалась комфортом. Но я должна действовать быстро, чтобы не задохнуться.

В Ущелье мы довольствовались купанием в холодной речке, а на Таке вода в душе была чуть теплой и жестко дозированной. Я смеюсь при воспоминании о том, что называлось мытьем в Подпорах. Лохань, наполненная из кухонного крана, летом теплая, зимой холодная, и краденое мыло. Не завидую маме, которая помогала папе мыться.

Если повезет – очень повезет, – я скоро увижу их вновь.

Я отворачиваю душ, направив его на пол ванной. Вода льется на белый кафель, мочит плитку. Брызги падают мне на босые ноги, и от жара, приятного и манящего, как толстое одеяло, я вздрагиваю.

Вода течет под дверь, а я быстро берусь за дело. Сначала кладу на туалетный столик длинный осколок стекла – в пределах досягаемости. Потом тянусь за настоящим оружием.

Дворец Белого огня – чудо из чудес, и моя ванная – не исключение. Ее освещает скромная лампа, если можно так выразиться – серебряная, с изогнутыми «рожками», которые напоминают древесные ветки, утыканные десятками лампочек. Мне приходится встать на раковину, изо всех сил удерживая равновесие, чтобы до нее дотянуться. Несколько сильных и сосредоточенных рывков – и лампа подается. Сквозь отверстие в потолке выглядывают провода. Вытянув их на достаточную длину, я нагибаюсь, кладу включенную лампу на раковину и жду.

Стук начинается через пару минут. Тот, кто следил за комнатой, заметил, что под дверь ванной течет вода. Еще десять секунд – и в спальню входят двое. Не знаю, кто из Арвенов, но какая разница?

– Бэрроу! – кричит мужской голос.

Кто-то стучит кулаком по двери ванной.

Я не отвечаю, и они не тратят время зря. Я тоже.

Яйцеголовый толкает дверь – его бледное лицо почти неотличимо по цвету от кафеля, когда он входит, шлепая по залитому водой полу. Клевер не идет за ним – она стоит одной ногой в ванной, другой в спальне. Неважно. Обе ее ступни – в луже горячей воды.

– Бэрроу? – спрашивает Яйцеголовый, и при виде меня у него отвисает челюсть.

Немного нужно, чтобы бросить лампу, но отчего-то это требует большого усилия.

Лампа ударяется о мокрый кафель. Когда электричество встречается с водой, в комнате происходит скачок напряжения. Вырубается не только остальной свет в ванной, но и лампа в спальне. Может быть, целое крыло дворца обесточено.

Оба Арвена подскакивают и дергаются, когда искры проникают в их плоть. Они быстро падают, скрюченные судорогой.

Я перепрыгиваю через лужу и тела охранников, радостно ахнув, когда тяжесть Молчаливых камней спадает. Оковы по-прежнему висят у меня на руках и на ногах, и я, не тратя времени и стараясь не касаться воды, обыскиваю Арвенов.

Быстрый переход