– Ничего страшного, – галантно сказал Петр. – Донесем на руках куда прикажете. Хоть на край света.

– Да он здесь и есть, край света, ты что, не знал? – проворчала Маришка. – Самый краешек…

– Да, глуховатое местечко, – согласился Сергей, наливая в Маришкину рюмку знаменитой липовки, но не забывая и остальных. – Неужто вы, Мариночка, тут всегда живете? Работаете, наверное, в Арени? Но ведь это довольно далеко, на чем же вы добираетесь?

– Да нет, я из Нижнего, просто приехала бабулю навестить, на огороде помочь, – ласково улыбнулась ему Маришка. – Тут не больно-то в Арень наездишься, автобусы не ходят уж бог знает сколько времени. Летом еще можно, при желании, на велосипеде, а зимой все заметает по крышу. Который год уговариваю бабулю хоть на зиму в город перебраться, да разве ее сдвинешь с места? Здесь же остались уже только те, у кого нет никакой родни, остальных стариков давно по своим разобрали. Они зимой тут знаете, как живут? Дороги все заметены, Осьмаки полностью отрезаны от мира. Телефонов нету ни одного, если что, даже врача не вызовешь. Пенсию, конечно, не привозят, да и что на нее купишь, на пенсию, когда ближайший магазин в Арени? Когда завьюжит, поутру первым делом прокапывают от дверей дорожки к калиткам. Чтобы дать знать остальным: жива, мол, я, жива пока еще. Жуть истинная!

– Подумаешь, нашла жуть! – отмахнулась бабка Ксеня. – Зато в своем дому, а не в приживалках. У меня ж тут клуб был: один на всю деревню телевизор оставался, который работает. Да вот беда – сгорел. А то, бывало, вечерами девки соберутся… – Она вдруг меленько засмеялась: – Это я бабок наших так называю, мы друг дружку по старинке все девушками кличем. Соберемся, значит, поглядим новости, частушек попоем…

И она вдруг завела тоненьким девчоночьим голоском:

Все дружно расхохотались. Баба Ксеня тоже смеялась:

– Вот так напоемся и напьемся, а потом дед Никишка нас по избам провожает. Сперва он нас, потом мы его. Ночи после буранов светлые, лунные, все аж звенит вокруг. Красотища!

– Так я не понял: этот старик один живет? – уточнил Павел.

– Теперь один. Раньше – это еще до войны, я совсем девчонкой бегала, – помню, прибрел он сюда и к бобылке Серафиме подселился. Она тоже была староверка, вот они и сошлись. Потом Серафима померла, а дед Никифор Иваныч в ее избе так и прижился. Старый он, слабый совсем. Иной раз как обомрет – вроде совсем преставился. А потом глядишь – отойдет, и опять не хуже молодого.

– И что, он к вам тоже ходил телевизор смотреть? – хмыкнул Сергей. – Это ж у них, у староверов, вроде грех…

– Ничего! Очень даже смотрел. Жаль вот только, сгорела моя «Чайка».

– Ребята, а может, кто из вас в технике понимает? – с надеждой спросила Маришка. – Может, посмотрите, что там с ящиком?

– Ну, если вы просите, Мариночка… – обещающе улыбнулся Сергей. – Я загляну, к примеру, завтра, ладно? Вдруг да получится.

– А чего ж, заглядывайте, – кивнула Маришка приветливо. – В самом деле, вдруг что-нибудь да сладится? А нет, так просто посидим, поокаем…

– Договорились, Мариночка!

– Марья она, – буркнул Петр, вставая. – Не Марина, а просто Марья. Пошли, мужики. Засиделись мы тут.

– Да куда вы пойдете в такую позднотищу? – сладко потянулась Маришка, и сарафан туго натянулся на ее спелой груди. – Ложитесь вон вповалку на сеновале.