|
А так монолитовцы пребывали в полной уверенности, что девушка будет доставлена по назначению. Возможно, у них уже тоже была информация, что Оксана Риттер-Леженда представляет немалую ценность и сама по себе, вне зависимости от родственных связей с Мутом. Неоценимую помощь Муту оказал связавшийся с ним уже в Зоне Скай, который внедрился в группу Москита и корректировал ее продвижение в соответствии с планами «Последнего рубежа». Спасибо, вольный бродяга. Пусть тебе хорошо лежится… Муту уже не раз приходилось терять боевых друзей, и Скай вполне понимал, что подписывается на смертельно опасное дело. Но вот не стало его — и тьма в душе, и нет сил размышлять логически, и нет никакой возможности выстраивать для Ксанты давно отрепетированную спасительную ложь. Вместо того чтобы сказать что-нибудь правильное, способное утешить Оксану и вернуть ему ее доверие, которое улетучивалось на глазах, Костик выдавил: — Если тебе будет легче… Мы пытались спасти Дениса. Но не успели… Зря он это сказал. Стало только хуже — он понял это по ее глазам. Ксанта молчала, глядя на него. Совсем недавно она уже слышала эти слова: «Если тебе будет легче…» Неужели они похожи, два человека, которые произнесли их? Циничный, жестокий, подлый Москит — и ее Костик? Брат, который когда-то дрался из-за нее в школе, брал на себя все ее проказы и мужественно сносил предназначенные ей наказания? Он никогда не врал ей, вообще никогда, он всегда приучал ее говорить правду — себе, родителям, учителям, друзьям. Нынешний Мут мало походил на того Костика, мудрого и доброго старшего брата, но она все еще хотела ему верить. Она отчаянно цеплялась за эту веру. Это все, что у нее осталось. А он не мог объяснить ей, что без нее рухнет последняя надежда на то, чтобы победить «О-Сознание» и уничтожить Зону, омерзительную язву на теле родной земли. Он не мог открыть правду, что использовал ее, что заманил ее в Зону обманом. Не смел он рассчитывать на то, что убедит сестру присоединиться к ним добровольно. Он не мог сказать ничего из того, что был должен. По крайней мере, не сейчас. Вместо того чтобы объяснить ей все это — и навсегда стать ей чужим человеком, даже если она после этого и согласится сотрудничать с «Последним рубежом», — он тихо произнес: — Нам надо идти, Осень. У нас нет времени. Она подняла голову, посмотрела сначала наверх, в унылое серое небо, потом вперед, через плечо Костика. Подтаявшую корку снега сверху присыпало землей от взрывов, и он из белого стал неопрятно-бурым, какими бывают сугробы по весне. Кровавые капли добавили в палитру немного красного, а рядом валялись в изломанных позах серебристо-черные фигурки. Как будто невидимый кукловод передумал выступать, разом оборвал нити всех своих марионеток, и они, беспомощные и неуправляемые, рассыпались по сцене перед испуганными зрителями. И над всем этим с севера нависала мрачная громада станции. Серые кубы энергоблоков проступали из дымки, как массивные крепостные стены. Облупленная труба в гигантских связках ржавых волос больше всего походила на смертельно больное дерево с осыпающейся кроной. — Пошли, — суровый сталкер, известный по кличке Мут, помог сестре подняться. В глубине его глаз застыла тоска. — Нам еще предстоит о многом серьезно поговорить. |
