— На операции выяснилось, что у больного нет прободной язвы. Рана была ушита, и больной переведен в отделение. Я вызвал на консультацию доктора Тойнби, но больной скончался до его прихода.
Бартлет закрыл блокнот и обвел взглядом присутствующих. Итак, диагноз действительно был неверным, и, несмотря на то что Бартлет сохранял внешнее спокойствие, Люси понимала, что сейчас творится в его душе. Можно было спорить, оправдывали ли имеющиеся симптомы проведение экстренной операции.
О’Доннелл посмотрел на доктора Пирсона и вежливо поинтересовался:
— Будьте любезны, сообщите нам результаты вскрытия.
Люси подумала, что главный хирург тоже прекрасно осведомлен об этих результатах и знает, что последует дальше. Главные специалисты всегда знакомились с результатами вскрытий, касавшихся их специальности.
Пирсон перебрал лежавшие перед ним бумаги, потом выбрал один лист и поднял голову:
— Как уже сказал доктор Бартлет, у этого больного не оказалось прободной язвы. В животе вообще все было нормально. — Он помолчал, как будто для того, чтобы усилить драматический эффект, а затем снова заговорил: — У больного оказалась пневмония на ранней стадии. Боль в животе была обусловлена сопутствующим тяжелым плевритом.
Вот так. Люси обдумала все услышанное от Бартлета. Все правильно, оба заболевания проявляются одинаковыми симптомами.
— Есть ли у коллег вопросы? — спросил О’Доннелл.
Наступила неловкая пауза. Да, совершена ошибка, но ошибка не злонамеренная. Сидевшие за столом врачи чувствовали, что каждый из них может оказаться в точно такой же ситуации. Высказаться решил Билл Руфус.
— Я бы сказал, что при такой симптоматике пробная лапаротомия была оправданной.
Именно этого ждал Пирсон и в ответ задумчиво произнес:
— Ну, не знаю… — И небрежно бросил «гранату»: — Мы все знаем, что доктор Бартлет редко интересуется чем-либо, кроме живота.
В кабинете повисла гробовая тишина, а Пирсон продолжил:
— Вы вообще исследовали легкие, доктор Бартлет?
Высказывание и вопрос были сами по себе возмутительны. Если даже Бартлет заслужил упреки, то они должны были исходить от О’Доннелла, а не от Пирсона и не здесь, а за закрытыми дверями. Нельзя было вести себя так, словно Бартлет был известен своим легкомыслием. Напротив, те, кто с ним работал, поражались его скрупулезности и, как казалось многим, чрезмерной осторожности. В данном случае он столкнулся с необходимостью принятия быстрого решения.
Бартлет вскочил на ноги, едва не опрокинув стул. Лицо его горело.
— Конечно, я слушал легкие и перкутировал грудную клетку! — Он буквально выкрикнул эти слова. Борода его тряслась от гнева. — Я уже сказал, что больной был не в том состоянии, чтобы отправлять его на рентген, а если бы даже мы его сделали…
— Джентльмены! Джентльмены! — попытался вмешаться О’Доннелл, но Бартлета уже невозможно было остановить.
— Очень легко быть умным задним умом, и доктор Пирсон никогда не упускает возможности это продемонстрировать.
Со своего места, взмахнув трубкой, подал реплику Чарли Дорнбергер:
— Не думаю, что доктор Пирсон хотел…
Бартлет резко оборвал гинеколога:
— Конечно, не думаете. Вы же его друг, и он никогда не нападает на акушеров.
— Довольно! — О’Доннелл, расправив плечи, встал. Его атлетическая фигура нависла над столом.
«Он настоящий мужчина — с головы до пят», — подумала Люси.
— Доктор Бартлет, вы не будете так любезны сесть? — О’Доннелл стоя ждал, пока Бартлет неохотно усаживался на свое место. |