Чиун улыбнулся.

– Это тебе. Как напоминание о твоих привычках.

– Что это, папочка?

– Я сделал это для тебя. Раз ты не можешь порвать с прошлым, наслаждайся его частицей.

Римо указал на причудливо украшенный куст.

– Да что же это такое?

– Не прикидывайся дурачком. Это рождественская елка. Наслаждайся.

– Это не рождественская елка, папочка. Рождественская елка – это дерево, ель, а украшения делаются из стекла, фонарики вешаются цветные и…

– А по моему, это похоже на рождественскую елку, – сказал Чиун. – Конечно, очень похоже – она зеленая и на ней что то висит, горят огоньки. Это рождественская елка. Не вижу разницы между этим деревом и теми, что стоят в магазинах. Я лишь кое что улучшил.

– Помяни мое слово, будь ты американцем, ты бы понял, что это не рождественская елка.

– Если бы я был американцем, ты по сей день оставался бы бесформенным мешком, набитым салом, который палит в людей из ружей и пистолетов, швыряет бомбы направо и налево и повсюду приносит хаос, что так типично для вашей культуры. Перед тобой прекрасная рождественская елка, не хуже других, даже лучше, так как на ней нет той нелепой пестроты, которую ты так обожаешь.

Их разговор был прерван телефонным звонком. Римо снял трубку. Звонили из «Вестерн юнион» и передали телеграмму, в которой сообщалось, что тетя Милдред собирается заехать к ним и девять утра. Она уже в пути.

– Вот черт! – произнес Римо.

Чиун промолчал. Разве можно помочь тому, кто не способен оценить произведение искусства? Как можно что либо обсуждать с таким человеком? Чему его можно научить? Если ему нравится это уродливое блестящее похабство в магазинах, то пусть сам его и покупает. Делать такому подарки – все равно что давать бриллианты утке. Та все равно предпочтет клевать кукурузу. Так пусть утка сама покупает себе початки. Мастер Синанджу не занимается откормом уток.

– Я получил сообщение от Смитти. Наш отдых, похоже, закончился. Чиун, ты слышишь?

– Я не отвечаю на кряканье, – ответил Мастер Синанджу и, приняв позу лотоса, погрузился в молчание, из которого, как Римо уже знал, вывести его было невозможно.

– Прости, – сказал Римо. – Спасибо за елку. Очень мило с твоей стороны. Благодарю, папочка.

Ответа не последовало, и Римо отправился немного вздремнуть, пробормотав напоследок нечто неразборчивое, но явно ругательное.

Римо проснулся как по тревоге, едва раздался звук открываемой входной двери. Послышались голоса, и в спальню вошел человек с кислым выражением желтоватого лица, в сером костюме, белой рубашке и пестром галстуке, с потертым кожаным портфелем. Визитер опустился в кресло.

– Что с Чиуном? Вы его оскорбили? – спросил доктор Харолд В.Смит.

– Даже и не думал! Вообще все, что происходит между нами, вас, Смитти, не касается. Итак, в чем дело?

– Еще раз хочу напомнить вам, Римо, какую ценность для нас представляет Чиун и как важно, чтобы вы работали рука об руку.

– Смитти, вы не понимаете и, наверное, никогда не поймете наших отношений. Так в чем же дело?

– Даже дело для меня не столь важно, как ваши отношения с Чиуном. Из его объяснений я понял, что он сделал вам ценный подарок, а вы приняли его без должного почтения и благодарности и, к тому же, не исполнили какой то его настоятельной просьбы.

– Вы не заметили в гостиной куст со всякой ерундой на нем?

– Да. А что случилось? Я подумал, что его вырвал порыв ветра и зашвырнул вместе со всяким хламом в окно. Почему, кстати, его никто не убирает? Разве у нас нет прислуги? Вы же должны быть при деньгах.

– Это как раз и есть «ценный подарок» Чиуна. Между прочим, вы слыхали о Барбре Стрейзанд?

– Да.