|
Гомон стих, а он посмотрел с осуждением, как взрослый. Дан понял, что ещё минута и сбесится либо он, либо люди. И попросту его разорвут. Когда вернулись, рухнул на диван, обхватив голову руками. Дядя Руфин плеснул вина, посмотрел бокал на просвет и разочарованно цокнул — дешёвка. — Белое шитьё худо-бедно разошлось, красное и чернуха гниют на складе. В моду входит золотая нить по бирюзе, а их закупать надо, пока момент не упустили! Красильщики вот-вот забастуют. Мастерица-плетея почти ослепла, а девки ей в подмётки не годятся. За землю налог не плачен. Что делать будешь, хозяин? — Ч-что? — промямлил Дан, не разобрав ни слова. Перед глазами всё ещё стоял малыш с вздувшимся от голода животом. — А продай мне сестрину половину. — Чего? — Дела. Ты в тканях-красках разбираешься ещё хуже неё. Зачем тебе? Я смогу погасить долг и расплатиться с рабочими. Красители закуплю, станки новые. Всё наладится! Половина дохода тебе, будешь жить как раньше и нужды не знать. Не обману, не волнуйся. Мы же одна семья. Родная кровь… Дан помнил, что мать велела гордиться родной кровью. Приехали люди, вежливые, доброжелательные, с улыбкой подсовывали какие-то бумаги. Листов было море, и Дан совсем запутался. Ему всё разъяснили, вручили перо и даже в чернила обмакнуть помогли. Жизнь вернулась на старую колею. В деревеньку завезли хлеб и позволили взбодрившимся рабочим торжественно изгнать драчунов. Новые бригадиры повели себя осмотрительно и на рожон лезть не стали. За то были приняты хоть настороженно, но не враждебно. В кошельке завелись империалы, в бокале — доброе вино; Дан закрутил роман с приезжей певичкой… Когда к ним зачастила ослепительная Ириния, Дан не удивился. Небось, хитрый дядя приманивает к себе увешанную каменьями престарелую невесту. Чудаковатая Ириния улыбалась младшему Ринвейну ярко напомаженными губами и при этом хитро так подмигивала, с намёком. Тот тишком посмеивался: нервный тик её мучит или душевная болезнь? Однажды вечером дядя откупорил запотевшую бутыль красного выдержанного и торжественно водрузил на стол. — Празднику сегодня быть! Что смеёшься? Нашёл я тебе невесту, да какую! Девушка во всех отношениях солидная, и на возраст не смотри. Главное, она согласна. Я об Иринии. Слушай теперь… Кто бы мог подумать, что дядя — настоящий знаток витиеватой словесности и вычурных комплиментов?! Дан выслушал, покивал и пьяненько хлопнул по столешнице пузатым серебряным фужером. Вино щедро плеснуло через край, но чего жалеть! Чай, не бедствуют. — Да я не против! Буду ходить за ней с веником, песок подметать. — Дурак ты! Через десять лет она превратится в старуху, и всё перейдёт нам! Жить на что собираешься? У тебя в кошельке моль дыру проела. — Моль мою половину дохода не проела, а таким способом зарабатывать… Да у неё шея морщинистая, как у черепахи. Ну и шутки у вас, дядя! — Какой доход?! Ты видел, что подписывал? Сам мне всё продал, всё! Я купил гнильё! И превратил в золото! Своими руками, вот этими!.. Вот, взгляни, я с тобой уже расплатился… Дан не поверил ни собственным ушам, ни глазам. В документах с печатью гномьего банка и собственной его, Эданэля Ринвейна, подписью значилось, дескать, господин Ринвейн старший выкупил долю совладельца и в течение полугода с ним успешно расплатился. Бред какой! Дан потряс головой, но бред не исчез. — Не трусь! — насмешливо хмыкнул дядя. — Дом остался за тобой, барчонок. Знакомые гномы из банка отчего-то оказались на стороне Руфина. Марий даже пальцем у виска покрутил, мол, сам же подписывал да при свидетелях! Дан пошёл домой, но улицы казались ему чужими, незнакомыми. Присел на ступеньку храма Иллиатара перевести дыхание и невольно покосился на ветхую лачужку сиротского приюта. |
